Они замерли в восхищении: от ключиц и до самого лобка были вытатуированы синей и желтой краской роза, заклинательница змей и белка. Замечательно искусное творение мастеров-татуировщиков. Работа настолько тонкая, что походило на кружево… В изображениях таился некий метафизический смысл, а посему являть их взорам мирян запрещалось под страхом ужасных злосчастий… Разумеется, он забивал нам памороки. Пьянчуги надрывались от смеха.
— Сдохнуть от него можно! — задыхаясь, едва выговорила Бигуди.
Вирджиния лежала на диване у камина, и они не заметили ее. Так покатывались со смеху, что даже не обратили на нее внимания.
И тут Бигуди увидела ее:
— Ой, поглядите, кто здесь!
Набросилась на нее… принялась целовать…
— Как же я рада! Гляньте, какая милашка!
И показывает ее двум своим прохвостам.
— Ах, хороша!.. Раздобыть такое сокровище! Говорю же, хват!..
Бигудиха застыла у дивана, любуясь. Взгляд знатока, специалиста…
— Да что с тобой? Такая бледненькая, бедняжечка! Уж не натворил ли чего-нибудь этот дубарь бесчувственный?
Опустившись на колени, она вновь принялась целовать ее.
— Все такая же красавица, золотко мое!
Тормошит ее, осыпает ласками — бурные излияния чувств…
— Ладно, пришли. Дальше что? — спрашиваю я.
Они так и покатились… Я трезв — пили они, а не я. От них несет перегаром. Нельсон совсем сомлел, его кидает из стороны в сторону. А вот поди ж ты, все трое насмехаются надо мной.
— Вот отмочил! Животики можно надорвать!
Бигуди вообще сорвала себе голос, уже и говорить была не в состоянии. Согнулась в три погибели, подвески болтаются из стороны в сторону, не менее пяти или шести свисают до пупа. Золотые, представьте себе, с вправленными в них мелкими бриллиантами… Всем известно, что она богата, что не разбивалась в лепешку ради корешков-сутенеров. С юных лет имела счет в банке — точнехонько отстегивала недельную долю своему коту, и будь здоров!.. Баба с торгашеской жилкой… наживала состояние сама, даже выпускала на панель двух-трех собственных кобылок.
— Моя слабость, признаюсь тебе, молоденькие девочки. Это то, что надо!.. Обожаю их, когда они еще свеженькие! Каждое утро готова полакомиться одной из них… Такой вот, как твоя розочка, Фердинанд! Ты не ошибся в выборе. Как она мне нравится! Истинное сокровище!..
Она ластилась к Вирджинии, стоя на коленях, молитвенно припав к дивану. Измокшее боа сползло на пол, раскисшие туфли скинуты с ног.
— Вставай же, вставай, Бигуди! Нездоровится ей!
— Отвяжись! — бросает она. — спою-ка я ей! Ей одной! «Когда мы вдвоем…» Да отвяжись ты! «Тогда все иначе!..»
Дальше у нее не получалось — совершенно охрипла…
— Ну-ка, принеси нам капельку горячительного! У твоего хозяина наверняка есть!.. Пусть выпьет стопочку со мной!..
— Оставь ее, она нездорова!.. — твердо воспротивился я.
— Вот говнюк! Она настаивала.
Я не желал уступать.
— Ревнуешь, ревнуешь! А я вот не ревную! Смотри, я люблю вас обоих!
Снова целует ее и тянется ко мне.
Вирджиния в смущении — боится, что я рассержусь, но я не сержусь. Я отворачиваюсь, ищу способ спровадить их. Если я с треском выставлю их, они поднимут хай на улице, соберется народ, заявится полиция…
Я стоял дурак дураком, ничего на ум не приходило. Снова спросил:
— Откуда вы взялись, придурки?
— Плесни капельку, скажу!
Бигуди более общительна, те двое отмалчивались… Я достал из шкафа виски. Они налили себе, не разбавляя содовой… снова налили… Состен пил за их здоровье.
— Мы ведь не у себя дома, — обратился я к нему, — полковник может вернуться с минуты на минуту!..
В самом деле, жуткое свинство. После случая с ртутью я постоянно боялся допустить какую-нибудь промашку…
В ответ последовал новый взрыв веселья. Мои предостережения показались им настолько уморительными, что они корчились от смеха. Они ржали, стоя у самого дивана, прямо передо мной — три кривляющиеся морды. Наклонялись, чтобы получше разглядеть. Чего им, в самом деле, нужно?
Я крепко обнял Вирджинию, прижал ее к груди. Чувствовал, что они замышляли какую-то гнусность.
— Откуда вы взялись? Какого черта регочете?
Видеть их не мог… С меня было довольно…
— В такое время не приходят в приличный дом! Шли бы они отсюда подобру-поздорову!
— Приличный! Ишь ты, приличный! Ну, конечно! Милостивый государь берет уроки танцев! — процедил Нельсон.
— Костюмчик-то на нем — загляденье! Что говорить, завидный женишок!.. А в Лондон заявился с голой задницей и медалью!
«Как же, как же! Чистая правда!» — кивают все трое, склонившись над нами… Вирджиния дрожит, ей холодно… Вдруг, точно с цепи сорвавшись, они загорланили — совсем рехнулись:
Звень! Звон! Пустозвон!
Бимс! Бамс! Бан! Бом! Бам! Ободран!
Славный перезвон!
Бигуди выливает себе в рот стопку, затем целый бокал, выпрямляется, с силой выдыхает спиртной дух — того и гляди, вспыхнет! — на лице блаженство.
— Да, мадемуазель, голодранец! Тычет в меня пальцем…