Банда гиньолей

Все напрасно. По-прежнему насупленный, он зарывается головой в свой тюфячок. Я из кожи вон лезу, стараюсь изо всех сил, подогреваю себя. Так усердно дурачусь, сыплю каламбурами, что даже перестал обращать внимание на звон в голове. Я подбадриваю себя, горячусь, заглушая голос беды… Он бурчит, упрямится — ему не до смеха. Ему чудится зловещий знак в том, что полковник не вернулся…

— Да нет же, нет! — успокаиваю я его. — Сидит где-нибудь в клубе. Загулял, ну и что? Имеет полное право… Надоедает ему до смерти торчать дома в семейном окружении, колотить по своим противогазам… Решил переменить обстановку… Вернется не сегодня-завтра… Пустился в загул! Сейчас, верно, пьяный в лоск, в дымину где-нибудь в «Кит-Кэт» или «Уиндмилл»… Есть два-три таких клуба… Подхватил девицу… Женщины и покер — вполне в английском духе… «Шампейн!.. Шампейн!..» В смокинге и себе на уме… Прикатит в кебе… Каждое утро та же история. Сам, что ли, не видел?.. Наверное, привезет солдатика… Tommy tops!.. Может быть, он педик. Не исключено… Война, война!.. Он ведь определенно с отклонениями, согласен?

Мне вспомнилась порка племянницы в присутствии слуг.

— Таких сатиров еще поискать! До чего он был мне противен!

Толковали-толковали о нем… и незаметно уснули — усталость взяла-таки свое… Было, вероятно, около часа ночи… Тик-так!.. Тик-так!.. Я проснулся. Ничего особенного, всего лишь стучали часы… Но разбудили… Видно, опять нервы.

— Эй! — ворчливо окликнул я. — Может, хватит дрыхнуть?

Я был взвинчен, даже вздрогнул от звука собственного голоса… Право, чокнутый я!.. Но Состен действительно не спал. Он сидел на кровати и трудно, прерывисто, часто дышал…

— Снова прихватило? — спрашиваю.

Зло спросил… раздражали меня эти его приступы, особенно когда случались ночью. И без того днем хватало забот — я ужом вертелся, чтобы избежать напастей. Хотя бы ночью соснуть!..

— Может, отворить окно? — предложил я.

— Пожалуй… что-то совсем невмоготу!

— Невмоготу что?..

— Сам поймешь!

Тяжкий вздох. Хандра на него напала, вот тебе и причина.

— До чего ты упрям! — промолвил он.

— В каком смысле?

Состен расплакался, уткнувшись лицом в ладони. Исполнялась душераздирающая сцена. Он рыдал.

— Вот тебе на! Тебе не совестно? Распускаешь себя! Признайся, трусишь? Трусишь ведь?..

Я сразу зрю в корень.

— Нет, не трушу! — заспорил он.

— А вот и трусишь! Наложил со страха, признавайся!

— Не наложил!

Я гнул свое, нарочно злил его:

— Хорош лама! Жалкий сморчок, а не лама!.. Он вскипел:

— С тебя-то, шпендрик, взятки гладки! Я уже догадался, к чему он клонил…

— А, решил отказаться! Пропало желание, да?.. Пропало?.. Пойдешь плакаться к полковнику?.. Как же ты мне опротивел!..

— Ну, так пошли меня прямо сейчас на верную гибель!

Состен кипел от негодования, привскакивал на постели, колотил по матрасу кулаками:

— Что хочу, то и делаю! Что хочу, то и делаю!..

— Да никуда я тебя не посылаю!

— Посылаешь, посылаешь!.. Ты хитрый. Хочешь, чтобы я околел. Мстишь за ртуть!..

— Совсем рехнулся! У меня неприятностей хоть отбавляй, но это еще не повод, чтобы убивать людей!

— Рассказывай кому-нибудь другому! Я же вижу, что ты вбил себе в голову!

Начались подозрительные намеки… Он уперся на своем, слышать ничего не хотел. Непорядочно вел себя.

— Не я же тебя разбудил, слюнтяй паршивый! Неужели объяснять нужно? Ты лезешь на рожон, а ведь знаешь, что из-за Вирджинии я оказался в трудном положении… Похоже, она забеременела.

— Это не повод, не повод!.. Глупая скотина!..

— Тупоголовый осел! Ничего не соображаешь!

Он выводил меня из себя своими плутовскими подходцами… ничего не мог с собою поделать.

— Ну, так что у тебя, выкладывай! Что случилось?

— А то случилось, что мы спеклись!.. — последовал ответ. — По-твоему, этого мало, радость моя?

— Что-то я не заметил! Все небылицы рассказываешь, цену себе набиваешь… Разбудишь меня как-нибудь в другой раз!

— Да ты под носом у себя ничего не замечаешь! Все же подстроено! Мечта! Впереди у нас тюряга. Приходи и бери нас тепленьких! Неужто не понял?..

— Чушь несешь, лопушок! Чушь собачью!

Меня распирало от оптимизма, а такое случалось со мной не часто.

Сотен приходил от меня в отчаяние:

— Не знаю, забеременела она или нет, а только ты совсем туго соображаешь!

Кровать ходила под ним ходуном. Он был словно макака в нервном припадке. Я довел его до исступления.

— Давай колись! Выкладывай!.. Зря я, что ли, просыпался? Ну, давай!.. Слушаю тебя!..

Я хотел знать все, раз уж это было так увлекательно, а потому продолжал:

— Посмотри на часы: два часа ночи!.. С тобой это всегда случается именно в эту пору? Раньше не мог поплакать? А плясать, случаем, не собираешься? Тебе подать твое платье? Хочешь, чтобы я тебе стучал? Опять будешь куролесить? Может, тебе льда принести?

Я набивался на ссору…

Он едва мог разлепить веки, глаза заплыли багрово-синими подтеками, вспухли подушками. Он тер их пальцами, сочилась кровь. Здорово его отдубасили!.. Я встал, намочил салфетку, принес ему.

— Ну же, давай! Может быть, тебе приснилось?