Ладно, вернулись… Я позвонил в несколько мест: хотелось все-таки знать, куда запропастился этот обалдуй, где отсиживался? В баре «Джелликотт»? Там были особые барменши маркитантского пошиба, подсаживавшиеся к старичкам и заводившие с ними похабные разговоры… Вполне во вкусе этого психа. Старые хрычи из армейских офицеров того же покроя действительно собирались там за покерным столом… В «Скуэдрон клаб»? Именно туда пересылали адресованные ему письма, туда же Шрим привозил его чемодан в те вечера, когда он отправлялся в театр и не приезжал ночевать. Но и там его тоже не видели… «Не знаю уж, что замышляется, — подумал я, — но наверняка что-то скверное». Состену же все было ясно, он не ломал себе голову и не собирался что-либо предпринимать. Он ждал исполнения пророчества, когда за нами придут фараоны, обутые в сапоги. Насчет сапог он держал пари при челяди: у него не было ни малейших сомнений.
У Вирджинии вызывали смех его шальные выходки, беспрестанные причитания «ох-хо-хо!» по всяким пустякам, исторгаемые им вздохи… Когда он начинал частить, она просила повторить:
— Say it again, captain!
Она произвела его в капитаны, а ему хотелось учить английский, хотелось пойти дальше «th» и «than», хоть кровь из носу!
— Я немедленно дам вам урок при условии, что вы прямо сейчас наденете свое платье и станцуете для нас, как в тот день!
Пусть повторит то, что делал на Пикадилли… но именно этого он и не желал более! Никаких Пикадилли, вообще ничего!.. Чародейный настрой оставил его, а пляска Гоа и сражение настолько изнурили, что он даже представить не мог, когда вновь ощутит в себе таинственные токи. После корриды с фараонами в нем настолько ослабел заряд четвертой степени, что находился, без преувеличения, на нуле и, вероятно, на нем же и останется в ближайшие годы, и все это, само собою разумеется, по моей вине. Если бы я стучал, как положено, по блюдечку, если бы не пустил насмарку наш уговор и т. д. и т. п. Он долбил и долбил меня: мол, напрасно я надеялся отвертеться… противогазами… все равно, мол, придется заниматься, а ему возобновить испытания… Только пропало у него всякое желание! Из-за меня он упустил свой шанс!.. Если бы на Пикадилли я стучал палочками в точности, как договаривались, в ритме «так-так… так-к-к-так-к-к», все кончилось бы превосходно, великое чудо свершилось бы… Жажда величия вновь овладевала им. Я отмалчивался… А, мелочные придирки… предвзятость… Меня пугало будущее… Забот — невпроворот! «Что же поделаешь, назад хода нет, — размышлял я. — Будь что будет! А пока есть койка, жратва и тепло… Какие беды ни грозили бы нам, какой смысл дергаться? Чудесное избавление — в том, чтобы мы с Вирджинией никогда, ни на минуту не расставались, чтобы всегда были вместе и в счастье и в горе, чтобы так было всю жизнь…»
В каком-то смысле я набирался мудрости, во всяком случае, в области чувств… Но вот возникли угрозы, всяческие осложнения, а ведь не все можно уладить одними чувствами… Мы с Состеном обдумывали создавшееся положение, обсуждали его уже вполне доброжелательно…
«Дринь-нь-нь!»… Телефон!..
— Алло, слушаю!..
— Это из собора святого Павла!
Вот тебе раз!..
— Как вы сказали?
Естественное удивление…
— Позовите к телефону господина Состена! Есть разговор…
Довольно нелюбезный голос…
— Господина Состена нет дома.
Спасибо, нашелся!
— Там он, там! Дома он!
Никак не отвяжется.
— А с кем я говорю?
— С Господом Богом!
Бряк! Положили трубку. Какой-то любитель розыгрышей…
Хотелось бы знать, кто это мог быть. Кому это может быть известно?
— Ты трепал языком, Состен! — напустился я на него. — Чего-то наболтал слугам! Какая же ты свинья!..
Он поклялся своей головой. Хоть и ненадежная гарантия, но мы немного поостыли. Тем не менее хотелось бы избежать повторения. Я снял трубку.
И тут раздался стук в дверь.
Полисмен. «Вот оно!» — сказал я себе. Но нет.
— Мистер Состен де Роденкур! Мисс Вирджиния О'Коллогем!
Он вручил две карточки, повернулся на каблуках и вышел. Две повестки одинакового содержания: «Will call at Room 912 Friday 6, 3 p.m. Scotland Yard 1.»
В пятницу 6-го числа в 15 часов просим явиться в комнату 912, Скотланд Ярд, 1.
Я прочел первый, потом Вирджиния и Состен.
— Ни в коем случае не идти, ребятки!.. Убежден, это для отвода глаз! — решительно объявил я.
Во мне не было и тени сомнения… Когда я все растолковал Вирджинии, уверяя, что это чудовищная западня, ее начала бить дрожь. Ей, девочке отнюдь не пугливой, со спортивной закалкой, до крайности самоуверенной, стало вдруг нехорошо. Впрочем, в ее состоянии… Пришлось уложить ее… Она стучала зубами, глядела на меня, и я расплывался, становился совсем не похож на себя… Легкая дурнота. Я хлопал ее по ледяным рукам, целовал. Мне чудилось, что она уже умерла… Уже не видел ее… Ничего не видел…