Только это и мог вымолвить.
— А тебе не кажется, что она уже большая и сильная для своих лет? Ведь ей, верно, не меньше четырнадцати.
Он не был в этом уверен.
— Что же ты будешь делать? Это с тобой случилось вот так, вдруг? С перепою, что ли? Ведь ты вообще не пьешь!.. — продолжал он рассуждать.
— Катись к едрене матери! — отрубил я. — К едрене матери!..
Особых уточнений не требовалось.
— Так куда, говоришь, они поехали? Что-то я толком не расслышал.
— По мастерским, бестолочь! И снова рассказывать:
— Видел бы ты полковника!.. Кинулся в спальню… ну, в ее, в девчонкину… выволок ее из постели в чем мать родила… Поднял на ноги всю челядь, поголовно! Буфетчиков, поварню… Всех до единого… Дворецкого, служанок с первого этажа, горничных, прачек, и всех скопом в спальню! Всю прислугу!.. И выпорол ее на глазах у всех… До седьмого пота трудился!.. Похоже, он уже проделывал это, когда однажды, совсем маленькой, она ослушалась… Мне дворецкий рассказал, тот, что во фраке… который по-французски умеет говорить… Дядя исполняет все ее прихоти, если только она не начинает дурить… Тогда — порка! И презнатная!.. Уж он отводит душу, поверь мне!.. Но теперь племянница выросла, и он махнул на нее рукой… Видеть ее не желает!.. Собирается звать к себе племянника, а с племянницей решил распрощаться… Ему ведь что угодно может взбрести на ум! После каникул думает отдать ее в пансион… Дворецкий знает семейство… — шутка ли — уже двадцать лет, как в услужении!.. Так вот, он думает, что она вовсе не племянница ему, просто девчонка, взятая ими на воспитание… вернее, не ими, а его женой. Словом, всякие толки да пересуды…
— Какая, однако же, осведомленность, Состен! Разговорчив ваш дворецкий!..
— Он любит поболтать по-французски… Десять лет уже, как не представлялось случая… Говорила по-французски только супруга… Хозяйка, одним словом… Любопытны, кстати, обстоятельства ее смерти… Не слышал?
— Вы не теряете времени, Состен! Что же вам еще известно?..
— Ах, да!.. Девчонка должна стать наследницей…
— Балует он ее, балует!
— Только, знаешь ли, тут не совсем чисто: ведь он собирается усыновить племянника, совсем мальца, всего шести годов…
А тебя он не собирается, случаем, усыновлять, трепло? Глядишь, плетку тебе вручит! Вы теперь вроде как родные души — до мордобоя докатились!
Что-то я не очень понимал.
— Словом, идут, идут дела!
Надо же и съязвить.
— В общем, послушай меня, Состен. Я его терпеть не могу и рожу ему набью, вот увидишь, тем более, что ему нравятся побои!..
— Он тебя тоже не переносит… не заблуждайся на сей счет!..
— Почему он в таком разе держится за нас?
— Может быть, потому, что хочет нас угробить! Любопытно, любопытно!..
— Меня это не удивило бы — вполне в его духе!..
Он вновь переводит разговор на порку. Пропойца, он и есть пропойца!.. Какая, все-таки, скотина: высечь племянницу перед холуями!..
Завелся Состен — не остановить… «Хлыстом — вжик, вжик!» Видно, находился под сильным впечатлением… Что ж он и его, Состена-то, не позвал?..
— Что, нервишки щекочет, поганец?.. Но ему было плевать на мои чувства.
— Дерьмо ты, Китаец! Вам двоим просто на роду было написано снюхаться… В общем, обойдетесь без меня!..
Но нет у него ни на грош самолюбия… Можно было не стараться.
— Обо мне ничего не говорил? Кое-что все-таки нужно было разузнать.
— Ничего, клянусь! Ни словечка!..
Воплощение искренности.
— Не собирается рассчитать меня?
— Что ты! И в мыслях нет!..
— Кому как не тебе знать — вы с ним словно спелись!..
— Нет, Фердинанд!.. Клянусь, нет!.. Пришли сюда вместе, говорит, вместе и уйдете… Together!.. Да, together! «Мне нужны испытания, все до единого. Я нанял вас до конца!» — вот его слова.
Снова за свое. Чуял я, куда он клонит. Коварство!
— Нет, Состен, нет! Слышишь?.. С меня взятки гладки! Я здесь затем только, чтобы бегать на посылках!.. Зарубите себе на носу, господин Состен: на посылках!.. Ничего вдыхать не собираюсь, я уже говорил. Я страдаю одышкой, мне плохо делается!..
Чтобы не воображал бог знает что! Чтобы не брал себе в голову всякого вздора!
— Никаких противогазов! Никаких противогазов, господин Состен!..
— О себе только и думаешь! Так, конечно, удобнее… Ответ у него один: чуть что не по нем, как уже язвит и оскорбляет.
На другой день моя обожаемая точно выглядела бледненькой… Вид — как у побитой собачонки… За столом я избегал смотреть на нее, разве что мельком…
Но все равно это была она. Я чувствовал себя счастливым подле моей любимой. Но до чего ее довели! Жалкий взгляд, жалкое личико… Сердце разрывалось!..