Банда поджигателей, или Бандиты из Оржера

Луи Буссенар БАНДА ПОДЖИГАТЕЛЕЙ, ИЛИ БАНДИТЫ ИЗ ОРЖЕРА

Пролог ЧЕЛОВЕК В МАСКЕ

ГЛАВА 1

В конце прошлого века провинция Бос[1] еще не славилась своими плодородными полями, подобными бескрайним морям, — куда ни кинешь взор, волнуются тяжелые колосья. Добрая треть края была покрыта густыми лесами, сохранившимися со времен друидов, а на равнине, где сегодня не видно ни кустика, произрастали густые рощи строевых деревьев, среди которых ютились крохотные деревушки. Их обитатели с трудом собирали скудные урожаи, зато бандиты в округе водились в изобилии. От деревни к деревне, от хижины к хижине деревца росли, множились и превращались в лески и перелески, полностью изменяя топографию края и способствуя зарождению, распространению и процветанию бандитизма, ставшего настоящим бедствием.

На границе провинции, прежний облик которой представить уже практически невозможно, в трех лье от Нёвиль-о-Буа, находился городок Жуи-ан-Питивре. В далеком 1793 году там и в помине не было аккуратных дорожек, вдоль которых выстроились крытые черепицей дома: это была настоящая деревня, насчитывавшая от силы двести пятьдесят крестьян, ютившихся в жалких хижинах. В центре, у старой церкви с покосившейся колокольней, стоял обветшалый феодальный замок. От самого замка сохранились лишь четыре массивные башни и приземистая жилая часть. Развалины, окруженные рвом, наполовину заполненным тухлой водой, принадлежали некогда могущественному и богатому семейству Монвилей.

Поросшая мхом и местами обрушившаяся кровля, опустелые витражные переплеты, слетевшие с петель ставни, расхлябанные двери, растрескавшиеся стены, источенный червями подъемный мост, осыпавшиеся каминные трубы — так, свидетельствуя об обнищании рода, выглядело теперешнее жилище виконтов де Монвилей, сеньоров Жуи, Гедревиля, Готе, Монгона, Спюи, Тивернона, Мийуарда, Андонвиля и прочих мест. Постепенно, из поколения в поколение, расточительные члены семейства проматывали состояние предков, пока в конце концов не растратили его вовсе, и тут случилась революция. Событие это довершило разорение, и нынешний единственный наследник рода влачил жалкое существование.

В 1793 году Жану Франсуа де Монвилю, единственному и законному сыну виконта, «нашему Жану», как называли его не чаявшие в нем души обитатели деревни Жуи, исполнилось двадцать пять лет. Это был красивый молодой человек с надменным и горделивым лицом, отличавшийся поистине гигантским ростом. Волосы и брови каштановые, глаза голубые, как барвинки, кожа бледная, однако на удивление теплого оттенка, выражение губ серьезное, даже печальное, какое встречается у людей, разучившихся смеяться, — таков портрет Жана Франсуа де Монвиля, которого с полным правом можно было назвать красавцем. Глядя на него, сразу становилось ясно, что это человек благородный, с душой, не способной на низости и компромиссы — к таким людям с первого же взгляда чувствуешь симпатию. Бедный и гордый как кастилец, он жил на смехотворные доходы вместе с единственным слугой по имени Жак Фуше, которого все звали Жако. Этот двадцатилетний уроженец Боса, племянник арендатора из Готе, ухаживал за садом, заботился о единственной лошади своего хозяина и всегда был не прочь разнообразить скудные припасы замковой кладовой то украденным из садка кроликом, то пойманным в силок рябчиком.

Жак Фуше, или Жако, был невысок, коренаст, необычайно широкоплеч, с толстыми румяными, словно красные яблоки, щеками, курносым носом, серыми глазами и волосами цвета окалины, словом, являл собой законченный, а ныне вовсе исчезнувший тип слуги, являвшегося неотъемлемой принадлежностью дома. Он был предан хозяину, как пастушья собака, и верность его была крепка, как закаленная сталь.

Не стоит думать, что Жан де Монвиль примирился со своей бедностью. Юношеские пристрастия, происхождение — все в нем восставало против столь униженного положения, а охватывавшая его временами неутолимая жажда роскоши буквально жгла изнутри и испепеляла мозг. Пылкая, неукротимая натура молодого человека изо всех сил протестовала против того образа жизни, который ему приходилось вести и который давил на него, словно свинцовая крышка гроба. Жан де Монвиль хотел быть богатым, безмерно богатым и не отступил бы ни перед трудами, ни перед опасностями, ни перед самой смертью, лишь бы завоевать вожделенное состояние.

Однако прошли времена, когда пылкие и бесстрашные молодые люди одной лишь шпагой прокладывали путь к богатству. Революция приняла «Декларацию прав человека и гражданина» и провозгласила равенство всех граждан.