Банда Тэккера

— Я и не злословлю, а только говорю. — Восковое лицо Макгинеса покрылось красными пятнами. Голос звучал несколько натянуто. — Это же типичный шалопай с Бродвея. Все повадки у него оттуда. Я только и говорю, что он шалопай с Бродвея, а такие не очень-то стесняются в выражениях, когда разговаривают с девушками по ночам.

— Нет уж, теперь давай говори, — сказал Тэккер. — Осточертело мне видеть, как вы с Джо ходите и бормочете себе что-то под нос про Уилока, все норовите подковырнуть его, только он отвернется.

— Я же…

— Говори прямо, начистоту. Что ты имеешь против Уилока?

— Кто, я? С чего ты взял? Я только сказал, что у него бродвейские замашки. А ты сам знаешь, не хуже меня, как такие франты разговаривают с женщинами.

Тэккер по-прежнему хмурился и ждал. Макгинес кивнул на столик, на котором выстроились бутылки с виски, потом опустил взгляд на огонь.

— Если на то пошло, Бен, — сказал он, — я скажу тебе прямо. Мне кажется, что этот юристик становится, как бы это выразиться, немножко того… словом, он какой-то взвинченный весь.

Тэккер вскочил и начал беспокойно шагать по комнате.

— Уилок и всегда-то был комок нервов, — сказал он.

Макгинес продолжал смотреть в пламя, а Эдна следила взглядом за мужем.

— Не думаю, чтобы это звонила девушка, — сказал Тэккер.

Он быстро вышел из комнаты, пересек коридор и остановился на пороге спальни. Генри сидел сгорбившись на краю постели; перед ним на маленьком столике у стены стоял телефон. Трубка была на месте. По всему было видно, что сидит он так уже довольно долго. Он опирался локтем о колено, голову уронил на руку, глаза были устремлены на телефон.

— Яичница стынет, — сказал Тэккер.

Генри вскочил. Улыбка запрыгала по его лицу.

— Простите, — сказал он.

Стакан виски с содовой стоял тут же на столике, возле телефона. Уилок взял его, отхлебнул и направился к двери медленными, заплетающимися короткими шагами. Тэккер двинулся было к нему навстречу.

— Я уж подумал, не стало ли вам дурно.

Генри остановился и взглянул на него с комическим возмущением.

— Мне — дурно? — переспросил он и широким жестом поднес стакан к груди.

Их разделяло несколько шагов, и они с минуту постояли, уставившись друг на друга. Деланная улыбка медленно сползла с лица Генри. Он казался усталым и озабоченным.

— Знаете что, Бен, — Холл приставил слухача к моему аппарату, — сказал он.

Холл был прокурор, которого губернатор недавно уполномочил провести основательную чистку местной администрации. Губернатор хотел убрать со всех постов сторонников оппозиции и на их место посадить своих людей.

— Откуда вы знаете? — спросил Тэккер.

— Кто же, как не он?

— Я спрашиваю, откуда вы знаете, что вас подслушивают?

— Слухач, должно быть, задремал. Я слышал, как он снял трубку.

Глаза Тэккера блуждали по лицу Уилока. Он ничего не выпытывал, он смотрел на Генри потому, что тот стоял перед ним. Он думал о Холле и о том, через кого бы добраться до Холла. У Тэккера были связи только в противоположном лагере.

— Кто вам звонил? — спросил он.

— Девушка одна, вы ее не знаете.

— Вы не сказали, что вас подслушивают?

— Ну уж знаете, Бен!

— Я только спрашиваю. С вашими нервами… А ведь говорят, что подслушанные разговоры не могут служить уликой. Что это противозаконно.

— В штате Нью-Йорк это допускается.

— Вы вообще-то этим телефоном пользовались?

— Я говорил с вами несколько раз.

— Отсюда? Ах да, припоминаю. Ну, это ничего.

— И один раз звонил Эду Бэнту.

— Ну вот. Теперь понятно. — Тэккер сердито посмотрел на телефон.

— Да разговор был самый безобидный. Просил для вас билеты на бокс.

— Все равно. Не следовало этого делать.

— Я же не знал, что меня подслушивают. Может, и подслушивать-то стали только с сегодняшнего вечера.

— С таким паршивцем и сукиным сыном, как Холл, надо быть осторожней. Почему когда я разговариваю по телефону, я всегда говорю так, как будто знаю, что меня подслушивают?

«А с чего ты взял, что я такой же, как ты, — думал Генри, — или должен быть, или могу быть таким?»

— Что Холл — сукин сын, это, конечно, правда. Но паршивцем его, к сожалению, назвать нельзя. — Уилок взглянул на стакан. Лед весь растаял. — Тут уже не виски, а одна вода, — сказал он и направился к двери.

Он прошел мимо Тэккера и благополучно добрался до порога, но потом ударился плечом о косяк, отшатнулся, неуверенно протянул руку и, покачнувшись, похлопал ладонью по косяку. Он, видимо, хотел поставить его на место.

— Странно, — засмеялся он. — Еще сегодня утром стоял и никому не мешал. — Он повернулся к Тэккеру и громко расхохотался. — Ну что, повелитель, отшучивайся! — Он поднял над головой руку и помахал ею, словно приветствуя Тэккера. — Одари нас своей лучезарной, чудодейственной золотой улыбкой!

Тэккер взял Уилока под руку и повел его в гостиную. Генри слегка дрожал. Даже сквозь рукав Тэккер чувствовал эту мелкую внутреннюю дрожь, такую частую, что, казалось, все нервы у него гудят, как телеграфные провода.