Банда во временное пользование

После каждого номера Ёжиков давал мальчишкам перевести дух, перелистнуть нотные тетради на нужную страницу. Во время этих пауз можно было перекинуться парой-другой слов.

— Слушай, — наклонился к Валеркиному уху Мишка, — а может, она сюда придет?

— С какой это стати? — возмутился Валерка.

— Что-то же она тогда в музыкальной школе делала? Значит, имеет к ней какое-то отношение.

— Все может быть, все может быть, — процедил Валерка и подтолкнул Мишку локтем, поскольку руководитель оркестра поднес геликон к губам и сделал страшные глаза, означающие: «Внимание, сейчас мы будем играть!»

С каждой новой композицией оркестр играл все лучше и лучше, а людей в фойе становилось все больше и больше. Хитрый Ёжиков составлял репертуар так, что вначале шли вещи, наименее знакомые для оркестра, а в конце звучали те, которые, по оценке самого Виктора Сергеевича, звучали сносно. Заметив, что директриса музыкальной школы выразительно показывает Ёжикову на запястье своей руки, где у нее должны были находиться часы, Виктор Сергеевич шепнул музыкантам: «Чуча!» Оркестр оттарабанил хорошо знакомую ребятам композицию, принял в свой адрес уже достаточно громкие аплодисменты и встал со стульев.

Большинство мальчишек теперь до конца первого отделения, где оркестр уже выступал со сцены, были свободны. Они могли с полным правом шляться по всему ДК, сидеть в буфете или на задних рядах зрительного зала.

Мишке же расслабляться было нельзя. Он был заявлен как исполнитель на трубе фантазии-каприза композитора Тронье. Валерка не покинул товарища, а поплелся за ним, с видом приговоренного к галерам узника, в концертный зал.

За кулисами и в зале царила неразбериха. С одной стороны оркестровой ямы, где когда-то выступал большой симфонический оркестр, суетились, рассаживаясь, взрослые: родители выступающих детей, местные меломаны, преподаватели музыкальной школы и музыкального училища и сами дети, которым еще предстояло выступать со сцены. С другой стороны оркестровой ямы бегали туда-сюда, таская то стулья, то подставочки для ног, то микрофонные стойки, люди разных возрастов. Вот просеменил заслуженный учитель России Семинихин со стаканом воды в руке. Его пышные седые бакенбарды тряслись в такт его шагам. Семенихин торопился поить водой и валерьянкой свою впечатлительную ученицу, которая вот уже целый год репетировала сложную пьесу для фортепиано Листа и в самый ответственный момент отказывалась играть наотрез.

Преподаватель музыки, которого все звали не иначе как Гоша, бегал с криками: «А где микрофон, почему до сих пор нет микрофона?» — из одного угла сцены в другой. Но все его вопросы оставались риторическими, потому как техники час назад ушли курить на крыльцо и до сих пор не возвращались.

В наипоследний раз, беззвучно шевеля губами, повторяла конферанс концерта девочка-пятиклассница. Голова ее была украшена белыми шелковыми бантами такой величины, что они свисали у нее на плечи, делая ее похожей на маленького плюшевого слоненка.

Кто-то гонял лихие пассажи на баяне, кто-то пытался настроить домру, кто-то мучил скрипку — в общем, шум стоял не меньший, чем на вокзале во время прибытия с юга скорого состава, из которого выгружаются многочисленные семейства с щебечущими неумолчными сороками-детьми.

Наконец волны беспокойства и суеты начали утихомириваться, публика расселась по местам, музыканты разобрались, кому за кем выступать, техники установили микрофоны, заслуженный учитель России успокоил-таки свою ученицу, и концерт начался.

Вначале шел сольный номер конферансье. Шагом кремлевского курсанта, охраняющего Мавзолей, она вышла к микрофону и высоким, срывающимся голосом, от которого Мишке тут же заложило уши, объявила:

— Внимание! Отчетный концерт ДМШ № 1, то есть… детской музыкальной школы номер один, объявляется открытым! Моцарт. «Маленькая серенада». Исполняет ученица…

Пока пятиклассница говорила, Гоша, словно крадущийся разбойник, стараясь не шуметь, принялся выкатывать на сцену рояль. Но рояль выдавал его с головой, грохоча не хуже состава, груженного листовой медью. От этого конферансье с бантами старалась говорить еще громче, так что Мишке, чтобы избавиться от звона в ушах, даже пришлось потрясти головой.