Банда

– К вам поступают письма? Ко мне тоже… Вот, например, недавно пришел пакет с фотографиями… Вначале я не придал им значения… – Голдобов открыл чемоданчик, звонко щелкнув замочками, и протянул Сысцову черный пакет. Тот взял его, повертел в пальцах с заметной брезгливостью, словно его заставили прикоснуться к чему-то не очень чистому, но все-таки открыл его и вынул несколько цветных фотографий. Снимки были сделаны сверху, снимали издали, с помощью телеобъектива. На одних снимках явно чувствовалась осень, на других была зима, были снимки, на которых буйно цвела зелень, один был сделан во время дождя и в мокром асфальте отражалась все та же картинка – машина, ворота из кованых решеток, и люди, несущие какие-то ящики. Конечно, Сысцов сразу узнал себя на одном из снимков. Он помнил случай, когда неосторожно попридержал ворота. Узнал и Голдобова – тот стоял в сторонке, в черном плаще, с непокрытой головой, улыбался широко и довольно.

– Я слушаю, – обронил Сысцов.

– Вот пришли снимки… Сколько их отпечатано в мире, в какие адреса они пошли или пойдут – можно только догадываться, Иван Иванович. Но в любом случае нынешние газеты могут на них клюнуть. Ведь они, нынешние, на любую падаль клюют… Им бы только человека свалить. И что делают, сволочи – чем крупнее человек, чем известнее, тем они с большим удовольствием… Какая-то садистская радость, вам не кажется?

– Вы повторяетесь, Илья Матвеевич. Если у вас есть что-либо добавить к сказанному – пожалуйста. Если нет… Вы свободны, – снимки, небрежно сдвинутые в сторону, остались лежать на столе.

Голдобов некоторое время молча смотрел на Сысцова исподлобья и все яснее понимал, что видит перед собой совершенно незнакомого ему человека. Если раньше это был улыбчивый, недалекий, с ускользающим взглядом чинуша, который охотно брал его подарки и шел на мелкие услуги, то теперь… Перед ним сидел уверенный в себе боец с твердым взглядом и плотно сжатыми губами. Но отступать было нельзя, Голдобов уже поднялся из окопа.

– Иван Иванович, мой вам совет… Давайте жить дружно.

– Ваш совет что-то уж больно смахивает на угрозу.

– Понимайте как вам удобнее.

– Хорошо, – согласно кивнул Сысцов. – Я так и сделаю. Насколько мне известно, так же поступаете и вы. Прежде чем вы уйдете отсюда вон в ту хорошо знакомую вам дверь, хочу сказать несколько слов… Уж коли мы с вами вышли на эти слова. Вы, Илья Матвеевич, крепко прокололись в махинациях. Я не спрашиваю, сколько у вас миллионов, сколько вы перевели в другие валюты… И ваши сувенирчики отнюдь не лишили меня разума.

– Эти сувенирчики, Иван Иванович, между прочим…

– Не надо. Остановитесь. Я прекрасно знаю, что вы скажете. Вы скажете, что этим сувенирчикам цены нет. У них есть цена. И я неплохо расплатился с вами, Голдобов.

– Чем же?

– Вашим благополучием. Вашей должностью. Вашей жизнью, в конце концов. Помолчите. Вы не дослушали. Так вот, вы прокололись. И не только в махинациях. Убийство вашего водителя. Следы ведут к вам. Перед смертью он успел разослать во многие адреса письма и в них подробно рассказал о ваших делах. Я эти письма передал вам в надежде, что вы достаточно грамотный человек, чтобы их погасить. Я ошибся. И сожалею о том, что поступил столь легкомысленно. Постараюсь исправить свою ошибку.

Голдобов все отчетливее понимал, что это его последняя встреча с Сысцовым, никогда ему уже не быть в этом кабинете, никогда уже не удастся поговорить с этим человеком по телефону. В жизни обрывалось что-то важное, и он с каждой секундой все острее чувствовал холод, охватывающий его. Слова Сысцова били столь безошибочно, что он только теперь в полной мере начинал сознавать – пробраться на это кресло и усидеть в нем в течение пятнадцати лет мог совсем не тот чиновник, которого он видел в предыдущие свои визиты. Это мог сделать только вот этот человек. Так бывает, когда ввязываешься в драку с опустившимся пьяницей, а через несколько секунд выясняется, что это бывший чемпион по боксу и далеко не все свои качества он растерял…

– Дальше – больше, Илья Матвеевич. Вы не ограничились одной жертвой, вам понадобилась новая…

– Ложь! – вскричал Голдобов.

– Не надо, – Сысцов поднял ладонь. – Не надо меня перебивать. Не надо кричать здесь и употреблять такие слова. Я не собираюсь спорить с вами и великодушно даю понять, что я не столь глуп, как вам казалось, достаточно осведомлен о происходящих событиях. Вы пришли шантажировать меня? Это ошибка. Это выдает ваш уровень, Голдобов. Он невысок. В своих торговых рядах вы, может быть, и производите впечатление на… чужих жен, которые тоже, кстати, из торговых рядов… Но не выше. Вы заблуждаетесь, Голдобов, относительно собственной персоны.

– Как и все мы.

– Разумеется, – улыбнулся Сысцов. – Но уровень наших заблуждений соответствует нашей сущности. А теперь – пошел вон!

– Ну, знаете… – вскочил Голдобов. – Ну, знаете…