Бандит

Герда ненавидела секс. Ей было противно все, что было связано с этим грязным делом! Мужчины, их поганые вонючие немытые отростки, их слюнявые рты, их запах, их липкие, похотливые взгляды и руки! Она готова была сделать что угодно, лишь бы только ее не коснулись руки этих похотливых тварей, чтобы не ощутить внутри себя пульсирующий мерзкий щупалец этих гнусных существ! Она воровала, ночевала в кустах, на помойке, вместе с бродячими псами, которые признали ее своей, она ускользала от преследователей, быстро бегая и хорошо зная строение города, расположение его кривых улиц и переулков. Знала места, в которых можно отсидеться, и где ей не грозит быть пойманной ловцами рабов и съеденной огромными крысами, живущими в городской канализации. Она рисковала и побеждала. Но вот — ей в конце концов все-таки не повезло. Камень, который попался под ногу, и который был будто сигналом, что все для нее наконец-то закончено.

Когда хрустнула спина — она даже ничего и не почувствовало. Просто онемели ноги. А потом…потом все как в тумане. Болела спина, болели ребра, болела челюсть. Герду кто-то нес на руках, и от него…пахло мужчиной! Мужским потом! Хриплое дыхание мужчины ей прямо в ухо! Она пыталась отбиться, отталкивала его руками, и…гас свет, Герда снова погружалась во тьму.

Очнулась окончательно только лежа на земле во дворе возле какого-то дома — темного, мрачного, и страшного. Солнце обжигало ее голое тело, но Герда не чувствовала ничего ниже пояса. А при попытке двинуться прошибала такая страшная боль, что девушка едва не теряла сознание. Слезы лились сами собой, а из всех конечностей двигались только руки.

Герда огляделась, увидела забор, калитку, запертую на тяжелый брус и поползла, поползла, отталкиваясь от покрытой мелкой травкой земли. Ползти было трудно, ноги волочились будто тяжелые, неподъемные бревна, и девушке пришлось приложить огромные усилия, чтобы добраться хотя бы до калитки, а уж на то, чтобы подняться и отодвинуть брус у нее совершенно не осталось сил.

Кстати сказать, она сама не знала, куда и зачем ползла. Просто ползла, да и все тут! Знала, что если останется в незнакомом месте — ей тут же придет конец. И когда перед ней остановился незнакомый мужчина — голый, со свисающим между ног здоровенным своим хозяйством…она поняла — вот он, пришел! Или сожрет, или изнасилует. Но скорее всего вначале изнасилует, а потом сожрет.

А потом была боль, холодная вода, мочалка, которая терла ее больное тело, и ругань — на незнакомом языке. Откуда она знала, что это была ругань? Догадалась. По интонациям, с которыми этот незнакомый голый парень исторгал эти самые слова, рыча, сопя и плюясь.

Ну а дальше — нож, который пучками срезал ее завшивленные волосы, боль от порезов на коже головы и ощущение полной беспомощности, когда с тобой сделают все, что захотят, а ты ничего, совсем ничего не можешь сделать. Впрочем, это-то чувство ей было уже хорошо знакомо.

Парень отнес ее в дом, хорошенько вытер, растерев кожу почти докрасна, на удивление осторожно и даже ласково одел, надев на нее длинную женскую рубаху, и пристроил на скамье, привязав к ней полосками разорванного на ленты полотна. Герда не могла сидеть — сразу падала, сползая по стулу на пол, а еще — у нее дико болела спина, до слез, до умопомрачения. Ниже пупка она так ничего и не чувствовала…

А потом они ужинали. Келлан (парень представился) сварил такую замечательную похлебку…и кормил ее сам, с ложечки, забавно дуя на содержимое старой деревянной ложки. А Герда ела — захлебываясь и жадно глотая.

При свете магического фонаря, отмытая и слегка пришедшая в себя Герда как следует рассмотрела своего то ли похитителя, то ли мучителя — она еще не поняла, кто он такой, и что из себя представляет. Высокий, плечистый, худой парень был одет только в полотняные штаны, и Герду поразило то, насколько развиты его вроде бы небольшие, не раздутые, как у силачей на Арене, но жилистые и крепкие мускулы на торсе и на руках. Они играли, переливались, перекатывались тонкими змеями и веревками, и Герда только у одного человека видела такое строение мышц — у ее, Герды, отца. И почему-то такое обстоятельство вдруг расположило к парню, заставило ее расслабиться и поверить ему. Впервые за последние полтора года. А может даже и дольше.

Глупо, конечно — ведь она знает его всего несколько часов! Но ведь кому-то надо в конце-то концов поверить! Герда очень устала быть одна. Устала бегать, скрываться, никому не доверять.

А еще — возможно на нее подействовало то, что он кормил ее с ложечки как ребенка. Как заботливая мамочка — вытирая Герде испачканные губы куском полотна и приговаривая: «Еще ложечку! Вот умница! Вот молодец! Хорошая девочка!»