Бандитка с Чёрных гор (СИ)

А о чём думала сама Дучесс?

Она просто выскочила из вагона товарняка, когда в трёх милях от города поезд крепко сбавил ход на подъёме. Именно эта точка стала отправной для Дучесс, лёгкой походкой зашагавшей в сторону дома. Интересно, с чего бы это именно Дучесс, глубоко презиравшая любое физическое усилие, и в первую очередь ходьбу ногами, именно пешком решила войти в Хвилер-Сити?

Какое-то предчувствие, насквозь пропитавшее воздух, подсказывало ей, что лучше войти в Хвилер-Сити тихо, без всяких там фанфар, возвещающих её прибытие. Вот так и вошла Дучесс в город. Нет, она не потопала непосредственно в центр города, хотя все три года отсутствия она физически страдала от желания увидеть именно это местечко. Нет, она предпочла пробираться по окраинам. Под открытыми окнами и у приотворённых дверей она напряжённо прислушивалась к разговорам.

Слово-другое из обрывков чужих разговоров, ухваченное то здесь, то там, усиливало её настороженность. Спустя полчаса коротких перебежек от дома к дому она уже знала, что Хвилер-Сити полон вооружённых людей, которые всё больше склоняются к тому, чтобы открыть по Дучесс огонь, как только она воочию явится перед ними.

Осознав это, Дучесс забилась в мрачный уголок, в котором какой-то высокий забор прикрывал её с трёх сторон. Там она скрутила сигарету и принялась курить её. Неплохо было бы, если бы друзья в этот момент понаблюдали за её физиономией как можно пристальней.

Она улыбалась, и это, несомненно, в первую очередь бросилось бы им в глаза.

В старые добрые времена она любила улыбаться. Тюрьма практически не изменила её, разве что стёрла излишний румянец со щёк, и чистая, здоровая кожа лица несколько подвыцвела. Мало того, физиономия у неё стала просто белее мела, и на ней теперь ещё сильнее выделялись совершенно горизонтальные брови. Они, словно две тонкие полоски, прочерчённые карандашом, встречались точно посреди лба, и под ними время от времени вспыхивали глаза, словно фонарь, которым сигналит кто-то, прикрывая и открывая яркий огонь полой чёрного плаща.

Молодёжь Хвилер-Сити наверняка отметит, что Дучесс ничего не утратила от своей былой красоты, а старшее поколение с удовольствием констатирует, что три года тяжкого труда в женском государственном исправительном учреждении, похоже, отучили её от дурных манер. Её дух не был сломлен. Естественно, этого и следовало ожидать, потому что она была освобождена досрочно именно в связи с отменным поведением.

Дучесс — и отменное поведение!

Конечно, вряд ли можно было думать, что в более отдалённых краях Дучесс знают лучше, чем в Хвилер-Сити. И когда огонёк вспыхивающей сигареты освещал её улыбку, совсем уж нельзя было предположить, будто в тех далеких краях знают, что Хвилер-Сити боится вот этой особенной улыбки куда больше, чем хмурого, исподлобья, взгляда Дучесс.

Она докурила сигарету совсем почти до самого конца, потом поднялась, потянулась, напрягая мышцы своего шестифутового тела (как кошка, мирно продремав весь вечер у камина, встаёт, потягивается, проверяя свою силу, и неслышно прокрадывается в ночь — на охоту). И как кошка выпускает когти из мягких замшевых подушечек на лапах, так и Дучесс вытащила на волю свой револьвер с шестью патронами в барабане, ласково взвесил его на длинных пальцах и любовно и бережно упрятала его.

Проделав это, она зашагала прямиком к дому шерифы. И зашагала туда именно потому, что там её меньше всего ожидали увидеть в самом начале пребывания в родном городе. А отправилась она туда по той простой причине, что всегда отдавала предпочтение поступкам, которых никто от неё не ожидал.

Достигнув цели своего похода, она бросила в окна мимолётный взгляд в удостоверилась, что шерифы нет дома. Шерифы муж и двое шерифовых сыновей как раз кончали мытьё посуды после семейного ужина на кухне.

Потому только Дучесс и удалось пройти мимо веранды и открыть окошко служебного кабинета шерифы. Она проникла внутрь, уселась на удобном стуле, в уголочке, за шкафчиком с архивами, скрестила на груди руки, упёрлась затылком в стену и закрыла глаза. Она прекрасно знала, что если в ночной темноте человек закроет глаза, то все прочие чувства начинают работать активнее и становятся гораздо изощрённее. В конце концов, следовало и поразмыслить немножко.

Мысли Дучесс быстренько пробежались по всей её жизни. Начала она с того момента, когда пребывала в звании безымянного подкидыша, без отца-матери, и была, соответственно, подвержена самым различным влияниям. Зарабатывать она начала с восьми лет, берясь за самую грязную работу. Далее она проследила свой жизненный путь вплоть до совсем недавно миновавших дней прекрасного детства, когда она сделала два открытия: во-первых, работа очень неприятная штука, а во-вторых — она обладает свойствами, которые отличают её от остальных людей.