Он хорошо помнил, как и почему Фоган поручил ему сына. Никиту тогда подвело чутье, ему померещился киллер на крыше дома, закрыть босса своим телом он не мог, так как находился не с той стороны, поэтому навалился на него и с силой втолкнул в машину. Фоган тогда больно стукнулся лбом о подголовник, но ругать Никиту не стал. И даже умалять его достоинства не стал, просто счел, что он не в состоянии выдержать конкуренцию с новым начальником охраны, и вверил ему своего сына. Никита тогда был чуть ли не единственным человеком, которого уважал Макс. И которого потом предал…
Зато сегодня чутье не подвело Никиту. Он сразу почувствовал опасность от двух подозрительных туристов, поэтому вовремя достал ствол. И сейчас у него ощущение, что в доме никого нет. Окна темные, во дворе ни души.
А ведь Никита надеялся, что в доме засада, поэтому и пришел сюда. Неплохо было бы взять «языков», допросить, узнать, кто направил их сюда. А заодно уменьшить численность врагов… Но если в доме никого нет, то все равно он не зря сюда пришел. Никита осторожно подошел к яблоневому дереву, под которым у него была спрятана герметичная пластиковая коробка с оружием, деньгами и липовыми документами. Два миллиона рублей в четырех банковских упаковках, тридцать тысяч долларов и, главное, второй пистолет Стечкина, который так ему нужен в создавшейся ситуации. Надо забрать коробку и поскорее валить отсюда к Ларисе, посмотреть, как она там.
Вдруг он почувствовал опасность и представил себе, как враг подкрадывается к Ларисе, окружает ее, готовится к штурму… Заспешил Никита, засуетился и прозевал подозрительной шевеление за спиной. Попытался среагировать на угрозу, но было уже поздно.
На голову опустилось что-то тяжелое, и сознание стало угасать.
Хоть и смутно, но Никита ощущал, как его укладывают на землю, связывают руки. И еще его о чем-то спрашивали, но слова растягивались в глухой закадровый гул, и он ничего не понимал.
Но постепенно чей-то потусторонний голос обрел четкие формы.
— Клоп, давай, сходи за нашатырем.
Никита осторожно приоткрыл глаз и увидел невысокого худощавого мужичка в камуфляже, голос у него густой, глубокий, зычный.
— Куда сходить? — спросил высокий широкоплечий детина.
Здоровый он, этот Клоп, не в пример своему напарнику, а вот голос подкачал. Высокий голос, почти женский.
— В доме посмотри. Или в машине… В машине должен быть.
Клоп ушел, а худощавый присел над Никитой. Надавил пальцами на шею, нащупывая нервный узел. И ведь нащупал, надавил на него, но в чувство пленника не привел. Вернее, результат не проявился.
Никита притворялся, и даже знал, зачем это ему нужно. Он лежал, связанными за спиной руками цепляясь за траву, которую мог вырвать с куском вырезанной уже земли. Под этим куском и лежала коробка, открывалась она легко, а пистолет был готов к бою. Только не сможет он добраться до «стечкина», пока рядом этот гоблин.
— Ничего, оклемаешься, — себе под нос проговорил мужичок. — Нам спешить некуда.
Действительно, ночь длинная, погода хорошая, никто не беспокоит. А если вдруг появится Лариса, так она злодеям и нужна. Только не появится она. Они сами собираются к ней, поэтому и хотят привести Никиту в чувство, чтобы допросить его.
Мужичок проверил, как закреплены веревки на его руках и на ногах, только затем отошел в сторонку.
Никите некогда было благодарить судьбу, которая предоставила ему шанс. Он сорвал дерн, вытащил коробку, достал пистолет. Трудно ему пришлось со связанными руками, но все-таки он справился со своей задачей. Чтобы выстрелить, нужно было извернуться, навести пистолет на цель, но тут со стороны дома послышались шаги, да и мужичок уже приближался.
— Я не понял, Бочкарь, ты чо, обверзался со страху? — негромко и глумливо засмеялся Клоп. — А я думаю, зачем это ты меня за нашатыркой послал!
— С какого, ля, страху? Кого бояться, этого кабана позорного?
— Ну, позорный не позорный, а Стревеня и Полуху завалил.
— А мы его завалили. Нашатырь принес?
— Да нет ничего. Сам очухается…
Никита лег на спину, закрывая телом вскрытую коробку и пистолет в руке, открыл глаза. Голова трещала после удара, и стальной кожух пистолета впивался в позвоночник. Но стрелять еще рано, сначала надо дождаться, когда Бочкарь и Клоп окажутся друг от друга на расстоянии вытянутой руки. Некогда ему будет переводить огонь с одной фигуры на другую.
— Ну вот и оклемался… Чего таращишься, чудила? — ухмыльнулся Бочкарь. — Телку свою куда дел?
— Вы кто такие?
— А сам не чувствуешь? — зло спросил Клоп и мощно пнул Никиту ногой по нижним левым ребрам. — Теперь чувствуешь?
Затем отошел назад, приблизившись к Бочкарю. Ему бы еще шаг-два в сторону, и можно стрелять. Без особых шансов на успех. У Клопа ствол за поясом, у Бочкаря — в опущенной руке, и если Никита хоть на мгновение замешкается… А в его положении на высокую скорость рассчитывать не приходится. Но хоть какой-то шанс все-таки есть.
— Теперь чувствую. — Он стиснул зубы, чтобы сдержать рвущийся наружу стон.
— Телка твоя где?
— Если вам нужна Лариса, я скажу, где она. Только сначала вы скажите, на кого работаете.