Бандитская Голгофа

Дверь открылась, и на веранду вышла женщина. Все тот же белый пуховый платок на голове, темное болоньевое пальто. Слишком уж холодное пальто для мороза. Неужели Ульяна не в состоянии справить обнову?

Это действительно была она. Подслеповато прищурилась, рассматривая Никиту, пугливо подалась назад, узнав его, и скрылась в доме, закрыв за собой дверь.

Но Никита не уходил. Возможно, Ульяна позвонила в полицию, а, может быть, связалась со службой безопасности «Совгоснефти»… Но ему все равно. Он хотел увидеть эту женщину, и она никуда от него не денется. Не сегодня увидится, так завтра. Времени у него много, и дома никто не держит. Да и нет у него дома, по большому счету.

Прошло не меньше часа, прежде чем дверь открылась снова. Осуждающе качая головой, Ульяна все-таки вышла на крыльцо, но калитку открыть не решилась.

— Так ведь и замерзнуть можно!

Мороз на дворе, а у него куртка нараспашку, и голова не покрыта.

— Раньше так обвиняемых на мороз выставляли, — улыбаясь, сказал Никита. — Если околеет, значит, виновный, если нет, то не виноват.

— Где такое делали? Сами придумали? — с упреком покачала головой Ульяна.

Она ничуть не изменилась с тех пор, как они виделись в последний раз. На суде виделись, летом прошлого года.

— А как было?

— В воду, знаю, бросали…

— В какую, в ледяную?

— Тоже скажете! — поежилась она.

Никита и сам замерз, но его согревал ее мягкий солнечный взгляд и теплый, невероятно приятный голос.

— Я готов.

— Куда готовы?

— В прорубь.

— Зачем?

— Поверьте, я не утону.

— Хотите сказать, что вы ни в чем не виноваты?

— Перед вами — нет. Или да? Может, вы собирались за Пережогова замуж?

Ульяна от возмущения хватанула ртом студеный воздух.

— Я не хочу об этом даже говорить!

— Так я и не настаиваю…

— Зачем вы пришли?

— Дом хочу этот купить.

— Ну да, так я вам и поверила! — Ульяна завороженно смотрела на него.

— Я хочу сказать вам спасибо за все, что вы для меня сделали.

Ульяна потупила взгляд, открыла калитку, повернулась к нему спиной и, опустив голову, направилась к дому.

И в доме у нее почти ничего не изменилось — все те же чистота и порядок, знакомая обстановка. В камине, как в и прошлый раз, горел огонь, но, помимо этого, комнату грели и отопительные батареи. Тепло в доме, уютно, а то, что Ульяна чуралась гостя, так это временно. Глядя на нее, Никита понимал, что при всем своем желании уже не отступится от нее.

— Тепло у вас, — встав перед камином, сказал он.

— Д-да, т-тепло…

Ульяну вдруг залихорадило изнутри. Ну да, мороз на улице, а она была там в пальто на рыбьем меху.

— Замерзли?

— Сейчас согреюсь…

Она тоже встала у камина. Но этого было мало. Ей срочно нужен был горячий чай под крепкую клюквенную настойку. И еще неплохо было бы натереть гусиным жиром. И в баньку к раскаленной докрасна каменке…

Но бани во дворе не было, и его идею с растираниями Ульяна вряд ли одобрит. А горячий чай в доме точно найдется. Настойку Никита мог бы заказать на дом, если у нее ничего такого нет.

— Даже неудобно, из-за меня все…

У него вдруг возникло желание обнять Ульяну, согреть ее своим телом, только вряд ли она обрадуется этому. Он это понимал, только все равно не смог сдержать свой порыв и прикоснулся левой рукой к ее плечу. Ульяна неожиданно прильнула к нему. Инстинктивно прильнула, как женщина, нуждающаяся в мужском тепле. И он так же инстинктивно повернул ее к себе лицом. Она пугливо взглянула на него, зажмурилась и, как в омут с головой, нырнула к нему в объятия…

В себя он пришел уже в постели. Он лежал на спине, а она — на боку, с жадностью обняв его сразу двумя руками. Глаза закрыты, носик тихонько и уютно сопит, спина все еще мелко подрагивает, но холод здесь ни при чем.

Он смутно помнил, как они, срывая друг с друга одежды, переместились в спальню, как Ульяна вдруг оказалась под ним. Тело у нее поджарое, гибкое, невероятно приятное на ощупь, и столько в нем было скрытой страсти, которую Никита смог выжечь своим огнем. Ульяна, казалось, сама была удивлена, что способна на такое безумие. Стыдно ей, поэтому и прячет она глаза. Но это приятный стыд, потому на губах у нее теплится нежная улыбка.

— Ты, наверное, думаешь, что я со всеми такая, — вдруг сказала она.

— Я сейчас вообще ни о чем не могу думать, — улыбнулся он.

— Думаешь, думаешь… Герман же ко мне приходил, и ты знаешь зачем… Только до сих пор не пойму, что он во мне нашел?

— Это ты зря, — покачал головой Никита. — В тебе столько всего, что мужчине трудно устоять.

— Чего всего?

— Красивая ты, добрая, нежная… — эти слова дались ему легко, и он готов был продолжать, но она закрыла ему рот ладошкой и прошептала:

— Совсем и не красивая.

— Кто тебе такое сказал?

— Сам знаешь.

— Я тоже когда-то думал, что солнце вокруг земли вертится, а потом вдруг оказалось, что все наоборот…

— Не знаю, меня никто никогда не любил. Ну, разве что мама с папой. Сначала мамы не стало, потом папа ушел. Остался только Гена, но он меня бросил. Я тебя, сказал, никогда не любил. Я тебя только терпел…

— Кто такой Гена?

— Мой муж.

— Бывший?

— Ну, в принципе, да.

— В принципе?

— Он не хочет разводиться, его все устраивает.

— Что устраивает?