— Конечно. Они сказали, что нашли наркотики.
— Не стоит ли сделать из этого вывод, — обратился я к нему, — что оперативники уже знали, что там находится наркотик?
— Да, — кивнул головой парень.
Второй свидетель также показал в нашу пользу. Он даже конкретно описал, как один из оперативников быстрым движением бросил в карман Кате блестящий сверток.
— И вообще, — продолжил свидетель, — я имею очень серьезные претензии к милиции. Например, у меня недавно в гараже… — начал он рассказывать обиду, которую он вытерпел недавно от работников милиции. Но судья его остановил:
— Нас не интересуют ваши личные проблемы. Говорите только по существу. Что вы можете еще сказать?
Свидетель раздраженно взглянул на судью, потом перевел взгляд на меня. Я смотрел на него ожидающе — ну давай, голубчик, выдай что-нибудь еще!
— Я могу с уверенностью подтвердить, что наркотик этой гражданке подкинули сотрудники милиции, — сказал свидетель.
Затем выступали сотрудники милиции. В конце предоставили слово мне.
Я подытожил, что сотрудники милиции — люди заинтересованные, они не могут быть истинными свидетелями по делу, что свидетели и понятые показали, что наркотик был подкинут, что, наконец, экспертиза дала неправильное описание наркотика, и в этом плане есть разночтения.
Наконец, самое главное, что протокол изъятия должен быть полностью вычеркнут из дела, поскольку он не является правильно оформленным процессуальным документом, и дата в нем указана неправильно.
То есть изъятие произошло раньше, чем человека задержали.
— Такого же не может быть, — сказал я.
Судья пристально посмотрел на меня.
Затем слово предоставили Кате. Она вообще отказалась говорить что-либо. Тогда суд удалился на совещание для вынесения приговора.
Подготовка приговора заняла сорок минут. Мы сидели как на иголках. А вдруг сейчас судья вкатит ей на полную катушку восемь лет за то, что мы изменили свою позицию! Я чувствовал, что и Катя волнуется. Она без перерыва курила, руки у нее дрожали. Я успокаивал ее:
— Не волнуйся. В конце концов, если тебе сейчас дадут срок, во второй инстанции мы тебя точно освободим!
Вдруг я заметил, как к судебному кабинету, где проходило слушание нашего дела, прошли два милиционера с наручниками.
Все, подумал я, арестуют! И под стражу возьмут прямо в зале суда…
Через три минуты милиционеры вышли. Один из них подошел ко мне и сказал:
— Судья попросил вас зайти. Сейчас будет оглашение приговора.
Я вошел. Руки у меня тряслись — милиционеры с наручниками сделали свое дело. Появилась секретарь суда.
— Встать, суд идет! — сказала она официальным тоном.
Появился судья в черной мантии. На листке была написана его речь. Он стал читать:
— Приговором такая-то признается виновной в совершении умышленного преступления по статье 128, — и стал перечислять все признаки состава преступления. — Однако, — судья сделал паузу, — учитывая то, что на следствии были допущены грубые нарушения, выразившиеся в том-то и том-то, — он перечислил все мои аргументы, — а также учитывая, что подсудимая ранее к судебной ответственности не привлекалась и имеет на иждивении малолетнего ребенка, суд приговорил… — Судья снова сделал паузу.
Я посмотрел на Катю. Она стояла белая, в напряжении. Я тоже волновался. Теперь все зависело от последней фразы.
— …суд приговорил: к двум годам лишения свободы с отсрочкой наказания на два года, — произнес судья.
Я облегченно вздохнул. Все! Катя посмотрела на меня, не понимая, к чему ее все же приговорили.
— Условно, условно, — сказал я.
Судья сложил листки, в последний раз взглянул на меня и Катю и вышел.
— Ну вот, — сказал я, — ты свободна.
— Погодите, а вдруг будут опротестовывать решение? — сказала Катя.
— Прокурора ведь на суде не было, — успокоил я ее. — Кто же будет опротестовывать?
Мы с ней вышли из зала суда.
— Что, — обратился я к ней, — переволновалась?
— Ой, не то слово! Я уж подумала, все, конец. Я даже плохо о вас подумала…
— Ничего, и это бывает, — улыбнулся я. — Главное — ты теперь свободна.
На прощание Катя сказала:
— А можно я буду приезжать к вам в консультацию по делу Руслана?
— У нас это не принято, — ответил я. — У него есть действующий адвокат, который с ним работает. А ты будешь как бы проверять его, что ли?
— Но я просто буду с вами советоваться. Так можно делать?
— Хорошо, приезжай.
Но прошло полтора месяца, и лишь тогда Катя позвонила мне. Она спросила, можно ли приехать в консультацию.
— Давай, приезжай.
Катя вошла улыбающаяся, но в глазах виднелась грусть.
— Ну что, как дела? — спросил я.
— Как вам сказать… Руслана выпустили.
— Вот видишь, — обрадовался я. — Что произошло?
— Во-первых, нашли убийцу того уголовного авторитета. И, соответственно, дело по сопротивлению сотрудникам милиции само рассыпалось. Но самое главное и самое неприятное для меня — Руслан сразу же уехал к себе на родину, даже не попрощавшись со мной. Говорят, к жене вернулся.
— Что же теперь ты будешь делать?