Читаем Бандитский брудершафт полностью

— Чего ты от меня хочешь, начальник? — наконец-то выдавил он из себя, глядя в другую сторону.

— Хочу услышать рассказ обо всех твоих художествах. Когда сколотил банду, чем промышлял, куда сбывал награбленное.

— Ты же бабки не зря получаешь и наверняка все про это знаешь.

— Что-то знаю, о чем-то догадываюсь. Так как, получится у нас разговор или сразу в карцер пойдешь, на хлебушек с водичкой?

— А если получится, так пирогами накормишь? — Сыч скривил губы в ухмылке.

— Ни пирогов, ни отмазки обещать не стану. Но побаловать кое-чем до суда возможность имею. Хорошим табачком, к примеру. Нормальным питанием. Регулярными прогулками.

Бандитский главарь курил папиросу, всем своим видом показывая, что торопиться ему некуда.

Затем он размял окурок в пепельнице и сказал:

— Ладно, начальник, записывай. О своих подвигах чирикать — не корешей закладывать. Но есть у меня одно условие.

— Выкладывай.

— Расколись, как вычислил мои замыслы.

Настала очередь Старцева хитро кривить губы.

— Не ожидал нарваться на засаду в ювелирке? — спросил он.

— Да, в Духовском фарт от меня отвернулся.

Сыщик нажал кнопку звонка на краю стола. Хрустнул замок, тяжелая дверь нехотя отворилась. В допросную вошел Разгуляев в сопровождении майора Василькова и Кима.

Юного лейтенанта Сыч видел впервые. Зато двух других сразу признал и почему-то не удивился.

— Знакомься, Сарычев. Майор Васильков, коего ты принял за официанта.

— Была у меня наметка по твою душу, — сказал Сыч, прищурил левый глаз и принялся рассматривать Василькова, левая рука которого была вполне здорова. — Выходит, зря я придержал своих пацанов, когда они тебя били.

— Мы с тобой, Сарычев, были по разные стороны окопов и воевали друг против друга, — спокойно проговорил Александр. — А на войне побеждает тот, кто идет до конца.

— А это что за фазан? — бандит кивнул в сторону Кости.

— Оперуполномоченный уголовного розыска лейтенант Ким, — представил парня Иван. — С его помощью майор Васильков передал на Петровку данные о готовящемся вооруженном налете на ювелирку.

Главарь банды медленно перевел тяжелый взгляд на Разгуляева, стоявшего поодаль.

Тот удивленно развел руками и сказал:

— Сыч, я контролировал каждый его шаг. Клянусь богом! Он не обмолвился при мне ни словом!

— Развести меня хочешь, начальник? — на повышенных тонах осведомился Сарычев.

— Вот смотрю я на вас, граждане бандиты-жулики, и диву даюсь. Ей-богу! — с усмешкой проговорил Старцев. — Важные вы такие, расфуфыренные! А ежели разобраться, так ничего собой не представляете. Пшик! Ноль! Вы хоть понимаете, что вокруг пальца вас обвели не ветераны угрозыска, а новички?

Ответа не последовало. Сыч и Разгуляев глядели на Старцева с ненавистью, с недоверием.

— Что ж, объясню подробнее, — сказал он. — Я среди них самый опытный, зачислен в МУР осенью сорок третьего года. До этого воевал и никакого отношения к угрозыску не имел. Получается, что общаюсь я с такими поганцами, как вы, меньше двух лет. Лейтенант Ким в МУРе ровно год. Майор Васильков до последнего дня войны командовал разведротой, в нашей группе числится около месяца. Как вам такой расклад? Мы втроем развели вас как последних лопухов!

— Ближе к делу, начальник.

— Ближе, так ближе. Саша, тебе слово.

Васильков подошел к окну, развернулся, загородил крепким торсом половину дневного света, посмотрел в сторону молодого лейтенанта и произнес:

— Когда юный гость ресторана захотел угостить свою спутницу блюдом под названием «дакжим», я объяснил ему, что оно будет готово только к завтрашнему дню.

— Из этого я понял, что очередной вооруженный налет намечен на следующий день, — продолжил Ким.

— Взамен я предложил другое блюдо, пулгоги, мясо по-корейски, и, описывая его вкусовые качества, сказал: «Вы не отличите эту прекрасную говядину от той, что готовят на юге Корейского полуострова». После я заметил, что приготовляется пулгоги пятьдесят минут или немногим больше. Было такое? — обратился Александр к Разгуляеву.

— Да, припоминаю, — неуверенно согласился тот.

— За точку отсчета нами изначально была принята Спасская башня Кремля, — пояснил Старцев. — Когда Ким передал нам фразы официанта, мы вооружились картой и отсчитали к югу от башни пять километров. В этом месте на карте находился Духовской переулок.

— Принимая заказ на десерт, я вставил в описание пирожных от кондитера «Гранда» слово «бриллиант». Ведь он действительно великолепно готовит сладости, верно, Иннокентий Савельевич? — Васильков едва сдерживал смех.

Вместо ответа тот тяжело вздохнул.

Иван Харитонович буднично, словно замысловатые операции исполнялись его группой еженедельно, продолжал:

— Благодаря этому слову мы поняли, какой именно объект интересует банду в Духовском переулке. Ну а точное время налета Александр зашифровал в цене за пирожные.

Некоторое время в допросной было тихо. Три сыщика насмешливо глядели на двух пожилых мужиков с кислыми рожами. Одному из них, законченному бандиту, светила вышка. Другому, который долгое время сбывал награбленное, — лет десять-двенадцать лагерей с полной конфискацией имущества.

Первым очнулся Старцев.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иван Старцев и Александр Васильков

Похожие книги

Против всех
Против всех

Новая книга выдающегося историка, писателя и военного аналитика Виктора Суворова — первая часть трилогии «Хроника Великого десятилетия», написанная в лучших традициях бестселлера «Кузькина мать», грандиозная историческая реконструкция событий конца 1940-х — первой половины 1950-х годов, когда тяжелый послевоенный кризис заставил руководство Советского Союза искать новые пути развития страны. Складывая известные и малоизвестные факты и события тех лет в единую мозаику, автор рассказывает о борьбе за власть в руководстве СССР в первое послевоенное десятилетие, о решениях, которые принимали лидеры Советского Союза, и о последствиях этих решений.Это книга о том, как постоянные провалы Сталина во внутренней и внешней политике в послевоенные годы привели страну к тяжелейшему кризису, о борьбе кланов внутри советского руководства и об их тайных планах, о политических интригах и о том, как на самом деле была устроена система управления страной и ее сателлитами. События того времени стали поворотным пунктом в развитии Советского Союза и предопределили последующий развал СССР и триумф капиталистических экономик и свободного рынка.«Против всех» — новая сенсационная версия нашей истории, разрушающая привычные представления и мифы о причинах ключевых событий середины XX века.Книга содержит более 130 фотографий, в том числе редкие архивные снимки, публикующиеся в России впервые.

Анатолий Владимирович Афанасьев , Антон Вячеславович Красовский , Виктор Михайлович Мишин , Виктор Сергеевич Мишин , Виктор Суворов , Ксения Анатольевна Собчак

Фантастика / Криминальный детектив / Публицистика / Попаданцы / Документальное
Свой — чужой
Свой — чужой

Сотрудника уголовного розыска Валерия Штукина внедряют в структуру бывшего криминального авторитета, а ныне крупного бизнесмена Юнгерова. Тот, в свою очередь, направляет на работу в милицию Егора Якушева, парня, которого воспитал, как сына. С этого момента судьбы двух молодых людей начинают стягиваться в тугой узел, развязать который практически невозможно…Для Штукина юнгеровская система постепенно становится более своей, чем родная милицейская…Егор Якушев успешно служит в уголовном розыске.Однако между молодыми людьми вспыхивает конфликт…* * *«Со времени написания романа "Свой — Чужой" минуло полтора десятка лет. За эти годы изменилось очень многое — и в стране, и в мире, и в нас самих. Тем не менее этот роман нельзя назвать устаревшим. Конечно, само Время, в котором разворачиваются события, уже можно отнести к ушедшей натуре, но не оно было первой производной творческого замысла. Эти романы прежде всего о людях, о человеческих взаимоотношениях и нравственном выборе."Свой — Чужой" — это история про то, как заканчивается история "Бандитского Петербурга". Это время умирания недолгой (и слава Богу!) эпохи, когда правили бал главари ОПГ и те сотрудники милиции, которые мало чем от этих главарей отличались. Это история о столкновении двух идеологий, о том, как трудно порой отличить "своих" от "чужих", о том, что в нашей национальной ментальности свой или чужой подчас важнее, чем правда-неправда.А еще "Свой — Чужой" — это печальный роман о невероятном, "арктическом" одиночестве».Андрей Константинов

Александр Андреевич Проханов , Андрей Константинов , Евгений Александрович Вышенков

Криминальный детектив / Публицистика