– Нет! – вскрикнула я, словно это что-то могло бы изменить.
Не изменило. Я долетела, допрыгнула до Левки когда он уже вниз летел. Секунды растянулись в вечность, я успела запомнить его лицо – растерянное, словно не верит в то, что происходит. Он же только первый раз встал, он не падал никогда, не знал, что так бывает!
Я успела подхватить его пятку, в мягких, не настоящих кедах. Это лишь слегка смягчило падение. Лев ударился о пол прямо лицом. На плитке – капли крови. И мне с перепугу кажется, что её много так! Лев кричит, я радуюсь тому, что он кричит, значит, живой точно. Что нужно делать, Господи! Торопливо общупываю ребёнка, все на месте. Кровь сочится из разбитой губы. Кажется, он относительно цел, но у меня истерика. Он мог сломать что нибудь. Возможно, у него сотрясение мозга. Господи, почему это происходит???
У меня и мыслей не было что можно скорую вызвать. Это же сидеть придётся, ждать, а я так с ума сойду. Заворачиваю его в свою шубу, надевать комбинезон долго. Бегу. Вниз, на подземную парковку. Там машины. Бросаюсь к первой, возле которой водитель стоит.
– У меня сын упал! – кричу торопливо я. – С высоты! Я боюсь такси ждать, отвезите нас пожалуйста в больницу!
Я не обратила даже внимания на то, что сыном Левку назвала. Он плакал в моих руках, а это – самое страшное. От этого я мыслей своих не слышу, не соображаю, только думаю, поскорее бы в больницу!
– Садитесь, – сразу отвечает мужчина.
О, как я его люблю в этот момент! Но сил выразить признательность нет, все мои силы направлены на то, чтобы Левку обнимать, целовать хаотично его лобик, волосы вспотевшие – жарко ему в моей шубе. Бедный ребёнок уже охрип кричать и теперь только всхлипывает, обиженно и безнадёжно.
– Сейчас, мой хороший, – прошу я. – Сейчас приедем.
Я понятия не имею, куда идти. Темнеет уже, зимние дни так коротки. Стою целую минуту растерянно, а потом вижу дверь. Вижу цель – не вижу препятствий. Там, внутри мне пытались объяснить, что входить надо с другой стороны, обходить здание с торца, но если честно, в тот момент я вообще плохо понимала, что такое торец. Всё это – потеря времени, уж это я чётко понимала.
– Никуда не уйду, – сказала я. – Вы меня не прогоните! У меня сын упал, у него кровь! Я…я сейчас лягу и просто умру тут, если вы меня прогоните!
– Ох уж эти мамки, – сказала мне женщина. – Идемте.
Я думала смогу дышать нормально, когда Левку врачу отдам, но не тут то было. Мешаюсь, заглядываю через плечо, мешаю.
– Как он???
Врач хмурится и гонит меня из кабинета. Там – тётенька. И требует, требует что-то от меня, а я никак не пойму, все мои мысли с Левкой.
– Полис, – говорит она почти по слогам. – Сви-де-тель-ство! О рождении!
– Идиот, – выдыхаю я, вспомнив, что документов нет, Давид их оставить не додумался. – Нет у нас с собой документов! Я заплачу! Сколько скажете, у меня есть деньги!
Потом вспоминаю, что сумка осталась в торговом центре. А в ней и деньги, и телефон. И плакать начинаю. Не потому что жалко потерянного, а потому что заплатить нечем. Тётка досадливо отмахивается от меня, словно от надоевшей мухи и уходит.
А я ухом к двери приникаю – подслушивать. И плевать мне, как я со стороны выгляжу. Там мой ребёнок. А врач, когда дверь открыл, и меня так увидел только головой покачал.
– Заходите.
Лев успокоился. Сидел в специальном стульчике и весьма сердите смотрел на доктора – тот ему явно не понравился. Меня увидел, сразу руки ко мне потянул, я послушно подхватила, прижала.
– Реакции все в норме, – говорит врач. – Всё с вами хорошо. Снимок сделали на всякий случай. Всё хорошо. Ушиб просто и ссадина небольшая. Если вставать научился, теперь глаз да глаз…
– Спасибо! – горячо благодарю я. – Он просто только первый раз встал!
Спасла нас с Левкой моя привычка распихивать сдачу по карманам. Шуба может, и миллионерская, а десятки и пятёрки в её карманах самые обычные, пролетарские. Левку я сунула прямо под шубу, благо там места хватает, иду, как мама кенгуру, и пузо меховое, в котором ребёнок, руками придерживаю. На остановку иду. Моей мелочи на проезд хватило, в автобусе Лев пригрелся и уснул, уткнувшись лицом в мою грудь. А я руку засунула внутрь, глажу его по волосикам, и меня одновременно трясет накатившим отходняком и распирает от счастья, что все хорошо. А ещё, где-то в самой глубине меня зреет предательская мысль – мама из меня так себе.
Глава 41. Катя
Всё же Лев значительно потяжелел. Или шуба тому виной, которая пусть и казалась лёгкой и пушистой, но в сочетании с ребёнком ложилась на плечи бетонной плитой. Руки затекли, попа спящего под шубой ребёнка сползала куда-то ниже и ниже, я едва её удерживала. Перед самым домом проснулся и начал реветь, а идти от остановки было не близкий путь. Мы устали и вымотались оба, и оба же вспотели. И мне реветь тоже хотелось.