Бандитский СССР. Самые яркие уголовные дела

...

Жена, узнавшая о новом увлечении мужа, отнеслась к этому кошмару флегматично. А что делать? Жить как-то нужно, а там только бы войны снова не было. И она стала помогать мужу-убийце, усердно драя после его проделок пол и стены. Но особенный омерзительный цинизм ситуации заключался в том, что в ночи, когда Василий убивал, она, не делая ничего, чтобы предупредить трагедию, молилась! Отмаливала души невинно погубленных!

Узнав имя убийцы, Москва вознегодовала. Когда маньяка привезли указывать места захоронений возле дома, собравшаяся толпа чуть не прорвала усиленную милицейскую цепь, норовя разорвать того на клочки. Весь город проклинал Комарова и примеривал на него пытки, одну страшнее другой – сожжение, варка живьем, отрубание головы…

На начавшемся 6 июня 1923 года суде он не раскаивался. Шаболовский душегуб не боялся смерти. Нет, не от какого-то особого бесстрашия или волевых качеств.

Просто он был пуст внутри, а оттого и не чувствовал ничего, что делает человека человеком. Только ненависть и жажда убийства приближали его, как он сам о себе думал, к идейным борцам классовой войны. Присутствовавший на том суде талантливый журналист и впоследствии писатель Михаил Булгаков позже написал, что не увидел в этом отвратительном Божьем создании ничего человеческого.

Молодой Михаил Булгаков, освещавший резонансное дело Комарова в качестве журналиста

Шаболовского душегуба признали виновным и вместе с женой приговорили к расстрелу, незамедлительно приведя приговор в исполнение. Так расправились с первым советским маньяком. Жаль, что он был далеко не последним…

«Мосгаз»

Знаменитый французский социолог, последователь Огюста Конта и оппонент Карла Маркса, Эмиль Дюркгейм, был известным специалистом конца XIX – начала XX века в области человеческого поведения. Точнее сказать, ненормального поведения, в науке именуемого девиантным. Давая определение различным проявлениям этой общественной ненормальности, ученый утверждал, что девиации имеют полезное для общества значение: они помогают остальным более четко понять, что же такое допустимое поведение, примеряя отклонения и их последствия на себя. Иными словами, глядя на труп самоубийцы и его плачущих родственников, нормальный человек лишний раз осознает, что самый короткий путь решения проблем не всегда самый верный.

С этой сугубо научной точки зрения убийство 12-летнего мальчика Кости, произошедшее 20 декабря 1963 года в Москве, – яркий образец поведения существа, которому чужда человечность. Неизвестный убийца, представившись коротко и внятно: «Мосгаз», вошел в открытую доверчивым ребенком квартиру и, убедившись, что тот дома один, зарубил его топором. Жестокое убийство буквально потрясло столицу, не знавшую подобных преступлений уже полвека. Даже на сыщиков, многое повидавших в военные годы, расправа произвела жуткое впечатление. С места убийства были похищены 60 рублей, детский вязаный свитер и флакон одеколона.

Новая банда? Но ей нет смысла вламываться в самую обычную квартиру и убивать ребенка ради копеек. Сбежавшие из мест заключения особо опасные уголовники? Соседи давали противоречивые показания, припоминая, однако, человека, который днем сновал по подъезду, представляясь сотрудником «Мосгаза».

Спустя пять дней, 25 декабря 1963 года, в Иваново происходит сразу три нападения. Убита старушка и маленький мальчик: из первой квартиры украдены 70 копеек и карманный фонарик, из второй – какие-то вещи и авторучки. Третью жертву, жившую по улице Калинина девятиклассницу, неизвестный изнасиловал и, несколько раз ударив по голове топором, оставил умирать на полу квартиры. Однако девочка выжила. Ее описания помогли МУРовцам составить более подробный портрет убийцы – высокого мужчины южного типа в темном пальто и шапке-ушанке.

По захлебнувшемуся от кровавых подробностей расправы городу поползли страшные слухи. В эпоху повальной солидарности и преобладания группового мнения над индивидуальностью именно слухи становились основной пищей для большинства умов. И в этих возбужденных страхом умах неизменно красным цветом отпечатывалось слово «Мосгаз». Тем не менее, опасаясь оставлять детей одних дома и открывать двери коммунальщикам, москвичи не меняли своих привычек, надеясь, что трагедия, бродившая дворами «сталинок» мимо тоскливо покачивающихся детских качелей, не догадается заглянуть к ним.

...

По захлебнувшемуся от кровавых подробностей расправы городу поползли страшные слухи.