Бандиты. Книга 2. Ликвидация

Теперь зудела вся кожа, будто Богдана комары покусали. Что там такое? Если его хотели убить, могли это сделать уже давно...

Пройдя за Федором по темному прохладному помещению — видимо, заброшенному амбару, в котором пахло плесенью и крысами, Богдан попал во внутренний двор, залитый солнцем. Ослепленный ярким светом, он едва не наступил на лежащий ничком труп мужчины с топором в затылке. В руке мертвеца была берданка, которой он не успел воспользоваться. С противоположной стороны Богдан увидел большие ворота, выходящие на улицу. Видимо, здесь располагался какой-то гражданский склад.

— Что здесь?

— Да ничего, аптекарский склад, почти пустой. Спирта бочки три, меловые таблетки, еще что-то.

— Зачем тогда на мокруху пошли?

— А ты не знаешь?

— Нет.

— А Пална говорила, будто ты умный. Ну, ладно тогда, сюрприз будет.

В это время из дощатой избушки с надписью «Весовая» громилы выволокли еще одного окровавленного человека и подтащили к Федору с Богданом. В этот момент Перетрусов все понял.

Раненого сторожа поставили на колени лицом к Богдану. Федор выдернул топор из трупа, обтер лезвие об гимнастерку мертвеца и протянул Богдану топорище.

— Действуй.

— Я барыга, а не мокрушник.

— А мне по..., кто ты. Пална сказала — проверить, я тебя проверяю. Другого надежного способа нет. Ну так что?

Богдан поудобнее перехватил топор, замахнулся, но, как только сторож с плотно забитым тряпками ртом замычал от ужаса, Перетрусов не завершил удар.

Федор усмехнулся:

— Ссыкотно?

Не ответив, Богдан скинул косоворотку, стянул сапоги и штаны и остался в исподнем. Затем молча подошел к сторожу и раскроил его череп так, что брызги полетели во все стороны. Стянув нательную рубашку, Богдан протер сначала пенсне, затем, намочив подол дождевой водой из бочки, старательно стер кровь с себя. Тщательно вымыл в бочке топор с топорищем. Потом стал одеваться. Зуд полностью прошел.

Громилы, в том числе Федор, изгвазданные кровью с ног до головы, смотрели на Богдана со смесью страха и уважения. Одевшись, Богдан сказал:

— Грузите спирт. Я забесплатно проверяться не желаю. И таблетки тоже.

На все про все у них ушло полчаса. Возвращались тоже в полном молчании. Только когда подъехали к дому Перетрусова, Федор сказал:

— А ты и вправду грозный.

— Завали хлебало. Прянишниковой скажешь, что тебя и мудаков твоих я больше видеть не хочу. Хочет работать — пускай нормальных людей присылает. От меня держись подальше.

С этими словами Богдан приставил Федору к нижней челюсти «парабеллум», который во время поездки незаметно вытащил у Яши.

— Повтори.

Федор повторил.

— Теперь дай выйти.

Федор выполз из кабины, освобождая путь. Перед тем как попрощаться, Перетрусов напомнил:

— Спирт беречь как зеницу ока. Когда пришлют нормальных людей, я скажу, куда его отвезти. А теперь пшли вон.

На конспиративной квартире его ждал Кремнев. Он был весело возбужден и рассказал о последних новостях, спросил, как дела у Богдана. Богдан соврал, что все идет по плану. Возможность убийства гражданских лиц оговаривалась заранее, еще до внедрения, и впредь решено было такие факты при встрече не обсуждать, чтобы не отвлекаться от конкретных задач. Хотя Богдану от этого легче не становилось. Он не хотел больше никого убивать, тем более — тех, кому просто не повезло оказаться на линии огня.

— Отлично, — сказал Сергей Николаевич. — Потому что у меня, Богдан, родился забавный план. О, стихи получились!

— У вас такое лицо, будто вы меня женить хотите.

— Почти угадал. Тут такое дело...

Барышня, которая работала в музее, сразу привлекла внимание Кремнева.

— Знаешь, эффектная такая. Вроде ничего особенного, а заставляет на себя внимание обратить.

— Вы, часом, не втюрились?

— Я-то? Да ни боже мой, я и женатым-то ни разу не был, потому что привязанности в нашем деле слишком дорого обходятся. Дело не в этом. Понимаешь, эта Ева Станиславовна — она вроде и никто в этом музее, по крайней мере я так понял. Но за Бенуа своего горой стоит и всячески показывает к нему этакую ревность: не пускает к нему, говорит, что нету, что занят. Львица такая. Но только он в поле зрения появляется — сразу лапушка такая, шарман, глазки в пол опустит... Всячески старается произвести хорошее впечатление. И, судя по всему, производит, потому что Бенуа с ней тоже весь из себя джентльмен, а при мне просто истеричку из себя какую-то разыгрывал. Сдается, там какой-то шахер-махер затевается, если уже не.

— А нам-то что? Пускай себе...

— Э, не скажи. Что-то Бенуа про эту коллекцию такое знает, чего и чекистам не рассказал. Именно в потерянном амулете дело: и Скальберга пытали именно из-за него, и Баянист не раскалывается, и Бенуа чего-то боится.

— Какое задание-то?

— Охмури девку.

— Чего?

— Девку, говорю, охмури. Влюби в себя. Соблазни. До греха доведи. Чтобы она все-все тебе рассказывала.

— Как же мне ее в себя влюбить?