Бандиты времен капитализма

Преступники, как и представители всякого иного сословия, весьма заинтересованы в прославлении своего образа жизни. А так как романтика преступной жизни всегда будет привлекать к себе взоры писателей, кинорежиссеров, музыкантов и других представителей творческих профессий, значит, избытка в прославителях эта область жизни испытывать не будет. И проблема заключается в одном: как уловить ту грань, где кончается правда жизни и начинается прославление? Об эту грань сломали себе зубы многие деятели искусства и литературы как у нас в стране, так и за рубежом.

Вот, например, писатель Исаак Бабель первым из отечественных литераторов обратился к образу знаменитого одесского бандита Михаила Винницкого по кличке Мишка Япончик. В 1925 году И. Бабель написал киносценарий под названием «Беня Крик», который в 1926 году хотел экранизировать сам С. Эйзенштейн. Однако фильм на Одесской киностудии снял В. Вильнер. Беню Крика (Мишку Япончика) сыграл в нем актер Ю. Шуме кий. О своей работе над картиной режиссер затем вспоминал: «Мне как постановщику приходилось все время отделываться от воздействия насыщающих одесский воздух романтических легенд о «благородном налетчике» Мишке Япончике и ориентироваться на необходимость затушевывания какой бы то ни было бандитской героики… Мы стремились уйти не только от романтики, но также лишить картину выдвинутого на первый план героя».

Однако когда в январе 1927 года фильм вышел на экраны, его дружно начали ругать… именно за апологию хулиганства и романтическое смакование похождений знаменитого налетчика. Присутствовавший на премьере Лазарь Каганович упрекнул фильм в романтике бандитизма, после чего картину сняли с проката.

Через три года после этого режиссер Николай Экк учел все это при постановке первого советского звукового фильма «Путевка в жизнь». Игравший вора-жигана Михаил Жаров сделал все от него зависящее, чтобы зритель, не дай Бог, хоть в чем-то не начал симпатизировать его экранному герою.

Между тем в свободных Соединенных Штатах Америки дело в этой области обстояло совершенно иначе. Волна гангстеризма, захлестнувшая страну в 20—30-е годы, породила настоящий культ бандита среди простого населения. И этот культ весьма успешно пропагандировал американский кинематограф. Один за другим на экраны страны вышли такие фильмы, как «Подполье» (1929 г.), «Маленький Цезарь» (1930 г.), «Враг общества» (1931 г.), в которых герой-гангстер изображался не как угроза обществу, а прежде всего как жертва трагических обстоятельств. В этих фильмах война мафии с официальной властью воспринимал ас ь как попытка, пусть и незаконными средствами, устранить существующую общественную несправедливость.

В 1930 году режиссер Г. Хоукс пошел дальше всех и задумал снять фильм о самом Аль Капоне. В роли знаменитого гангстера должен был сняться звезда экрана Поль Муни. Однако сам Аль Капоне, опасаясь, что его в этой картине изобразят в неприглядном виде, наложил запрет на съемки. И тогда режиссер лично отправился к нему в Чикаго, чтобы уговорить того снять свой запрет. И ему это удалось. В 1932 году фильм «Лицо со шрамом» увидел свет и имел колоссальную популярность у зрителей.

К тому времени ситуация в этой области была столь серьезной, что американское правительство поспешило принять срочные меры, чтобы низвергнуть гангстеров с их пьедесталов. В ФБР, например, появилась тогда должность чиновника «по связям с публикой», которая просуществовала до конца 30-х годов. В задачи этого чиновника входила работа по созданию у широкой общественности положительного представления о ФБР. Более того, с 1931 по 1933 год между ФБР и Голливудом действовало соглашение о том, что в кино прекратится прославление преступников, а сотрудники ФБР и полиции будут изображаться на экране только в положительном ключе.

В Советском Союзе того времени истории, подобные случаю с фильмом «Беня Крик», уже не повторялись, да и не могли, в сущности, повториться. Режим жестко следил за ситуацией, допуская в жизнь лишь одно прославление: Сталина и его власти. Ни книг, ни фильмов, повествующих о преступниках и их жизни, в те годы не выходило, что тоже было немаловажно. Лишь во дворах под гитару блатные тянули свои жалостливые песни, однако широкой общественности они практически были неизвестны. И лишь после смерти Сталина с середины 50-х годов блатная романтика стала овладевать массами. В то время Н. Хрущев открыл ворота тюрем и лагерей и на волю вернулись многие зеки, причем не только политические.

Когда в 50-х годах свет увидела книга Льва Шейнина «Записки следователя», самым популярным у читателей рассказом в ней был рассказ о знаменитом бандите Леньке Пантелееве. И хотя писатель преследовал цель отнюдь не воспевать этого налетчика и убийцу, однако читатель почему-то видел в рассказе именно это. Таким же образом мы героизируем тех же Степана Разина или Робин Гуда, которые, в сущности, были разбойниками.