Банджо

На расстоянии она казалась Гэсу такой же живой и подвижной, как всегда, и в голосе ее не слышалось ничего, что хоть как-то выдавало бы пережитое несколько часов назад. Лишь страстные призывы к возрождению человечности. Когда она завершала очередную песню, хотелось смеяться, плакать, улыбаться, умереть... Она была великолепна!

Первое отделение закончилось. Занавес опустился, люди зашевелились, но никто не вставал со своих мест, а те, кто вынужден был стоять, оставались на своем, с таким трудом отвоеванном пятачке.

Фэтс, все продолжая извиняться, смело ринулся дальше, работая локтями и ввинчиваясь в толпу. Он старался перемещаться вправо, но уверенности, что в этом человеческом море он доплывет куда надо, у него не было.

Но, наконец, его невероятные усилия увенчались успехом, и он подтащил Гэса к маленькой дверце в самом углу, справа от сцены.

- Там будет место только для одного человека, - шепнул Фэтс Гэсу. Вперед!

Гэс дернул за ручку, и - о чудо! - дверца открылась. Сгибаясь, Гэс проскользнул внутрь. Дверца тут же закрылась за ним, прижатая телесами Фэтса. Гэс оказался в темном тоннеле. Двигаясь наощупь, он пошел к слабому свету в дальнем конце тоннеля. Сырость, темнота и шершавые стены живо напомнили ему подземную камеру, в которой он провел много месяцев в тюрьме Левенворт. Дойдя до конца тоннеля, он обнаружил несколько ступеней, ведущих наверх, к свету.

Он бросился вверх. Надо было спешить"В голове стоял мучительный вопрос: выдержит ли Бесси до конца представления? Сможет ли она поддерживать до конца тот уровень, которого достигла? Не потухнет ли радуга, едва разгоревшись?

Короткий перерыв закончился. Снова заиграл оркестр, и снова вспыхнул ее восхитительный голос. Ступени привели к маленькой площадке. Гэс осторожно огляделся. Его глаза были на уровне сцены. Бесси стояла прямо перед ним, за ней располагался большой оркестр. Гэс стоял в суфлерской будке.

Лица музыкантов были усыпаны большими каплями пота. Они самозабвенно творили музыку - великий Каунт, великий Прес, Бен, великий Арт, великий Бенни, великий Джек, великий Сачмо на трубе, великий Уолтер на контрабасе. А перед ними стояла Бесси в своем шелковом платье, с гардениями в волосах, улыбалась как дитя и вкладывала всю себя в свое пение. Ее ничто не могло остановить. Она пела; голос ее порхал, как птица, садящаяся на ветку и снова взлетающая, неся мелодию, передавая ее музыкантам, которые подхватывали ее и несли дальше.

Бесси сделала по сцене пару шагов, и теперь Гэс мог хорошо рассмотреть ее лицо. В ее глазах он увидел решимость довести концерт до триумфального завершения и... усталость. Ему казалось, что он чувствует, каких огромных усилий стоит ей удерживать глаза открытыми, сохранять улыбку, петь, двигаться так, на первый взгляд, легко - вот взлетела рука, грациозно согнулась и разогнулась нога. И она все время улыбалась, как она улыбалась! Ее глаза сверкали, но Гэс видел, чувствовал, что она умирает. Ему хотелось выпрыгнуть из суфлерской будки, обнять ее и крикнуть: "Все, все, достаточно! Ты отдала достаточно!", но он не имел на это права. Это был ее вечер, а не его, ее жизнь, ее смерть - только ее.

Бесси заметила чье-то лицо в суфлерской будке и, подумав, что это сама Госпожа Смерть, весело подмигнула и махнула рукой - в этом жесте было столько силы, столько призыва, что оркестр грянул с новой силой. Бесси стала петь "Что я могу тебе дать еще, любовь моя, кроме любви?" и спела эту вещь так, что потрясла весь зал. Казалось, даже стены зашатались - словно разразилось землетрясение.

Бесси, бросив еще один взгляд в сторону суфлерской будки, узнала Гэса, и приложив большой палец к указательному, показала Гэсу: "Со мной все в порядке". В ее глазах читалась невероятная усталость, но собрав остатки сил, она запела, непосредственно обращаясь к нему, к зрителям, ко всему миру. Ее короткая жизнь подходила к концу. Она сверкнула и погасла. Сверкнула и погасла...

Она пела о любви, ее песня была сама любовь, любовь, любовь... Вот все, что у меня остается, вот что у вас остается, вот все, что я могу вам дать - это ваше, и придет тот счастливый день...

Тяжелый золотистый занавес пошел вниз, зал взорвался аплодисментами. На этом концерт мог бы и закончиться, но зал хотел слушать о любви еще и еще. У Бесси стали подгибаться колени, еще чуть-чуть - и она рухнет на пол, уже не человек, а лишь опустошенная оболочка. Но занавес снова пошел вверх, Бенни поднял оркестр. И музыка заиграла снова.

Музыка несла ей смерть, но одновременно дала ей новые силы, уже неизвестно откуда пришедшие. Бесси стояла в центре сцены, ярко освещенная лучами прожекторов, снова полная энергии, снова улыбающаяся, снова трепещущая. Черная красавица, отдающая себя полностью.

Жизнь моя так полна, любимый мой,

Потому что живу я тобой,

Жизнь моя так солнечна, любимый мой,

Потому что я с тобой,

Жизнь моя так долга, любимый мой...