В тот момент, когда Пик вышел за дверь, Бобби поднялась ко мне в комнату. Я плакала, умоляя ее помочь. Она сказала мне, что знает, что у нас с Пиком был секс, и если я скажу кому-нибудь или попытаюсь сбежать, она позвонит в Социальное обеспечение, и меня поместят в больницу, чтобы провести анализы на определение состояния психики. Она также сказала мне, что Пика арестуют и отправят в тюрьму за изнасилование несовершеннолетней, так как в штате Иллинойс совершеннолетие наступает с семнадцати лет. Поэтому я держала рот на замке.
Я не слышала от Пика ни весточки с тех пор, как три месяца назад он уехал. Он исчез, вероятно, радостный и оставил меня выживать самостоятельно. Я не виню его.
Школьные занятия начались на прошлой неделе. Я была так встревожена, нервничала, что увижу Пика, поскольку мы вместе будем в одной школе. Обнимет ли он меня или будет смотреть сквозь меня, будто меня и не существует? Но мне не стоило так переживать, поскольку Пика там не оказалось. Я выискивала его в коридорах, а потом узнала, что он перевелся в другую школу. И мне не сказали в какую. В тот день, выходя из школы, я подумала:
Это было на прошлой неделе, и я по-прежнему не приняла решений по поводу этих мыслей. И таким образом, я просто продолжила жить своей механической жизнью. Просыпаюсь, иду в школу, прихожу домой, меня трахает мой грязный, толстый приемный папочка, иду в душ, делаю домашнюю работу, направляюсь спать. Место для сна постоянно меняется: или кровать, или коморка. Несмотря на отвращение, я прекрасно знаю о своей внешности. Мне повезло обойти стороной прыщи в подростковом периоде, моя кожа мягкая и гладкая от шеи и выше.
Под одеждой совсем другая история — разноцветные новые и заживающие ссадины, синяки и порезы. Мои запястья выглядят так, будто я пережила несколько неудачных попыток самоубийства. Мои рыжие волосы блестящие и спадают по тонким плечам красивыми волнами. Мое лицо, оно вводит всех в заблуждение, потому что никто не может догадаться, какой ужас живет под этой маской. Но независимо от того, какой безобразной я себя чувствую, я пытаюсь следить за собой.
Когда звенит звонок, я запихиваю книги в сумку и иду по коридору. У меня здесь нет друзей. Возможно, в этом есть моя вина, возможно их. Я не общительная. Я никогда не говорю ни с кем, кроме учителя, да и с ним говорю только то, что необходимо. Я хорошо учусь, и не потому, что у меня есть какая-то цель после выпуска из школы. Я уверена, что буду где-нибудь переворачивать гамбургеры или пойду на панель, делать минеты — это зависит от того, сколько денег я хочу заработать.
Я медленно двигаюсь, позволяя всем проходить мимо меня, врезаться в меня, когда они спешат из школы к их свободе. Но это моя свобода — здесь, в школе, и подальше от дома. Поэтому я не тороплюсь, и когда, наконец, прохожу через металлические двери, я покрепче заворачиваюсь в пальто и направляюсь домой. Прежде чем выйти с территории школы, черный, винтажный «Мустанг» останавливается около меня, и мне кажется, что у меня галлюцинации, когда я слышу до боли знакомый голос.
— Элизабет, слава богу!