Пришел больничный дежурный и разложил на столе книги по искусству. Через несколько минут явился Розен. Выражение его лица было немного странным, как будто чувство стыда боролось в нем с желанием выслужиться. В присутствии матери он вручил мне фотографии в плотном коричневом конверте, на котором не было ни орлов, ни других опознавательных знаков. Розен пробыл недолго и вскоре ушел. А через несколько минут, сославшись на что-то незначительное, поднялась и Нонг. Ей наскучило в больнице, и были неприятны запахи лекарств. Она принадлежала миру по другую сторону стены — сильному, алчному, все гребущему под себя городу.
Взглянув на фотографии, я понял, что Розен решил проиллюстрировать свою характеристику этого человека: вот Уоррен с первым Бушем, вот с Клинтоном (дважды), вот со вторым Бушем. На каждой последующей он становится все старше и выглядит более лощеным. Я не предполагал, что ювелир может казаться сделанным из стали, и он производил такое впечатление, словно каждый раз в Розовый сад его приводила несгибаемая воля. Клинтон высок, Уоррен такого же роста, но более худощавый. Глаза серые с голубизной, редеющие светло-каштановые волосы с элегантной сединой. Ровный загар, филигранная золотая цепочка на левом запястье и манеры человека, которому не приходится ни на чем настаивать. Он выглядел более умудренным, чем президент. Мне показалось, что я даже ощущаю запах его одеколона. Его улыбка на всех фотографиях говорила одно и то же: «Я переживу и этого президента». Я положил фото на одну из стопок книг и почувствовал, что устал. Вздремнул пару минут, а проснувшись, вновь ощутил прилив сил. Взял фото и поднес к глазам. Может, это власть Белого дома подхлестнула стремление к расследованию. Иногда, когда мы больны, разум освобождается из темницы тела и пускается в свободное плавание. В этот день я почувствовал, что мой разум вновь возвращается обратно.
— В чем дело? — спросила Кимберли Джонс, когда вошла в палату и, встав за моим креслом, перехватила мой взгляд, который я в тысячный раз бросил на Уоррена. — Вы так хмуритесь, словно знаете его.
Как ей объяснить? Я не смог ей сказать, что на каждом снимке за фигурой Уоррена разглядел духовным зрением знакомую темную фигуру.
Глава 27
В скромном жилище Кэт царил запах сандала от ритуальных палочек. Она, как и я, жила в одной комнате, которую только благодаря нашему природному оптимизму называла квартирой. Хотя ее комната была на несколько дюймов больше моей. Портрет нашего обожаемого короля висел на том же самом месте, что у меня, а алтарь Будды находился у двери высоко на полке. Я смотрел, как она трижды отвесила Будде поклон, держа между ладонями курящиеся благовонием палочки: не иначе возносила молитву за удачу. На ней был свободный домашний халат, и, как я заподозрил, ничего под ним.
— Сончай, мне надо потренироваться. Прошлым вечером я промазала в пять шариков. Не возражаешь? Как в старые добрые времена. Ты рассказывал матери, как помогал мне? Я — нет. Боялась, она на меня разозлится за то, что я развращала твой юный ум. — Кэт пересекла комнату и достала из шкафа пластиковую коробку для завтраков.
— Говорил несколько лет назад. Она решила, что это очень забавно, и спросила, не заходило ли у нас дальше тренировок. Ведь не заходило, я правильно ей сказал?
— Сончай, тебе тогда было всего десять лет, я не такого рода женщина.
— Мать заметила, что я недаром бесился в юности, если мое первое знакомство с интимными органами женщины сводилось к тому, что я наблюдал, как из них пуляли дротиками.
— Не так уж и плохо, если послушать, что некоторые мужчины говорят о женщинах. Ты ненавидишь женщин?
— Нет. Зато ты ненавидишь мужчин.
— Не будем вдаваться в эту тему. Я ненавижу мужчин в принципе. А тебя, например, люблю. Ты помогал мне с моим представлением.
Она достала из коробки алюминиевую трубку и пачку презервативов. Презервативы дала мне, а сама легла на циновку на пол. Пока Кэт прилаживала трубку, я отошел в другой конец комнаты и надул презерватив так, что он стал длиной примерно с фут. Кэт стыдливо одернула одежду, чтобы стрелять, как лучник из крепости, не блистая телесами. Я отставил презерватив как можно дальше от лица, а она вложила дротик в трубку. Казалось, она даже не шевельнулась, но в следующую секунду надутый презерватив лопнул и дротик воткнулся в стену. В этом месте на штукатурке уже было множество дырочек и сколов.
— Не понимаю, почему ты не купишь себе мишень для дротиков?
— Клиенты обычно покачивают шариками. Нервничают. Думаю, я их пугаю. Мне надо тренироваться попадать в движущиеся предметы. — Кэт хихикнула.
— Ты ненавидишь мужчин из-за Брэдли?