Теперь немного о Марли. Вы ведь помните, что она работала у нас в «Клубе пожилых», а затем Викорн заметил ее потрясающие внешние данные и забрал на студию. Благодаря своему прекрасному английскому она понимала сценические указания Ямми, которые, как мне говорили, были мудрее тех, что приняты в этом жанре. В Кимберли она заподозрила конкурентку и не сразу ответила на ее широкую, немного пьяную, адресованную такой же, как она, женщине улыбку.
Я оставил агента ФБР пускать в ход свои чары — ей самой явно понравились и мальчики, и девушка, и кровать, и софиты, и камеры (я заметил, как похотливо скривились ее губы), а сам отправился искать Ямми, у которого был творческий перерыв. Я нашел его в задней комнате у груды бутылок из-под саке.
— Привет, — выдавил он из безмерных глубин депрессии. — Пришли убедиться, что я оставляю в кадре сырое мясо?
— Не усложняй мне жизнь, Ямми, я всего лишь выполняю свою работу.
Он отхлебнул рисового вина прямо из горлышка.
— Слушайте, у меня есть потрясающий сценарий: с коброй, тигренком, белыми кимоно и задником с видом на Киото прямо как на гравюре Хокусай. — Он поймал мой взгляд, безнадежно махнул рукой и в отчаянии привалился к стене.
— Ну и в чем проблема?
— Неужели не понимаете: все выглядит намного эротичнее, если кимоно надето. Умоляю вас, Сончай.
Я сочувственно покачал головой.
— Он на это не согласится. Не вини его — все дело во вкусе потребителя. Уважаемые отели не станут покупать твой продукт, если он не будет до безобразия непристойным.
— Я ждал, что вы это скажете.
— Почему ты не можешь снимать и то и другое: легкую эротику с женщинами в кимоно и обычные сюжеты нагишом?
Ямми покачал головой.
— Теряется художественное равновесие и в итоге все превращается в совершеннейшую дрянь.
— Уговаривать Викорна нет смысла. Он ответит, что речь идет о деньгах.
Ямми помолчал, затем встрепенулся.
— Я вот о чем подумал. В Японии есть пара инвесторов, которые согласны вложить половину суммы в съемки полностью японской киношки со скромным бюджетом пятьдесят миллионов долларов. Мне остается найти вторую половину — двадцать пять миллионов.
— Ямми, мы это обсуждали. Викорн не имеет ничего против тебя — просто ты человек совершенно не того сорта.
— Ну и как же, черт возьми, должен выглядеть успешный торгаш?
Я окинул его взглядом: нервный, дергается, как лошадь, которой досаждают слепни, отчаявшийся, уже не молод, на ввалившихся щеках явная печать тюрьмы, под глазами мешки.
— Уж точно не так, как ты. Любого таможенника вышибут под зад, если ему придет в голову пропустить тебя без обыска.
По опыту я знал, что уговаривать Ямми бесполезно. В свое время он сделает все как надо или вообще не сделает. Поэтому вернулся на съемочную площадку, где агент ФБР допрашивала Марли.
— В Штатах такая женщина, как ты, имела бы колоссальный успех, — говорила она с двусмысленной улыбкой. — Так в чем же дело?
— Все не так просто, как кажется, — ответила Марли. — Я разыгрываю умилительную девушку из «третьего мира», могу тронуть сердце евнуха, изображаю тайскую шлюху в бикини, обслуживаю напичканных виагрой стариков… — Она вдруг вздрогнула и уставилась на Кимберли враждебно. — А вам-то что от меня надо?
— Немного постмодернизма, — ответила Кимберли. — У меня есть фаллоимитатор.
— Все, снимаем! — закричал, как-то разом обретая властность, вернувшийся из своей берлоги Ямми.
Марли и неразлучная парочка Эд и Джок тут же сбросили халаты и остались совершенно голыми. Марли подошла к кровати и, наклонившись, оперлась на руки, выбирая позу, чтобы груди могли свободно болтаться.
— Мы можем продолжать разговор, — сказала она агенту ФБР. — Пока это только телячьи нежности.
Эд тут же принялся за дело, натирая маслом ее округлую, как яблоко, задницу, словно требующую полировки греческую погребальную урну. Актриса посмотрела через плечо на агента ФБР.
— На что это вы уставились? Ах на Джока! Правда, он великолепен? На улице пройдете и не заметите, но в своем деле он лучший. Может работать даже в стельку пьяным. Словно в нем установлен электрический насос или нечто в этом роде, а то, что надувается, — гигантских размеров.
Кимберли, похоже, все еще страдала от избытка гормонов, потому что сразу охрипла.
— Скажи, когда ты это делаешь, у тебя не возникает чувство, что ты раздолбениваешь весь феминистский матриархат?
— Нет, — нахмурилась Марли. — Мне кажется, я раздолбениваю весь тайский патриархат.
— Вот даже как? — кивнула американка.
По сигналу Ямми она сделала шаг назад.