Бангкок - темная зона

Разглядывая их лица, я думал о Дамронг. Разумеется, они молодые и красивые, но ни одно лицо не излучало сияния, как у нее, — даже у транссексуала. Он был упакован, как Мария Антуанетта, и я его не сразу узнал, и то только по особому отпечатку самосознания.

Я отдавал себе отчет, что «Парфенон» — восточный клуб и, несомненно, придерживается феодальной иерархии. С верхней балюстрады доносились женские голоса. Я как можно осторожнее поманил мамасан и показал наверх. Пара тихих слов с ее стороны, и мои новые подружки испарились. Пока она сопровождала меня по устланной бархатом лестнице с золочеными перилами, вполголоса упомянула, что девушки на втором этаже ценятся особенно высоко и за них причитается двойная плата. Мне снова предстояло наблюдать парад красоты. Но здесь плоть оказалась несколько белее, что свидетельствовало о большей доле китайских генов. И под трепещущими веками в глазах было больше истинной жизни, но я не находил того понимания, которое искал. И транссексуалов здесь не было.

Стоящая рядом мамасан отметила, что я не вполне доволен. Я перехватил ее взгляд, и она едва заметно кивнула, приглашая на верхний этаж. Пока мы поднимались, я составил о ней представление: компетентная и трудолюбивая, но слишком молодая и привлекательная для роли величественного церемониймейстера.

От нее, конечно, не скрылось, что я ее разглядываю, но она не подала виду. Я ее понимал. Этот клуб для миллионеров придерживался тех же основных правил, что и скромное предприятие моей матери. Мамасан не должна навязывать свои услуги, пока остается хоть одна неотвергнутая профессионалка.

На верхнем этаже в шезлонгах, с ленной вялостью кинозвезд, возлежали пять примадонн с подозрительно совершенными бюстами и личиками, как у китайских куколок. Здесь истинной королевой был скучающий транссексуал в центре группы, бросивший на меня циничный взгляд. Мы с мамасан обменялись едва заметными кивками. От номеров, где можно уединиться, нас отделял всего один лестничный пролет.

Она все поняла, приняла душ и вернулась в купальнике. Ее звали Нок. Девушка ожидала, что я разденусь, пока она моется. Но поскольку я этого не сделал, принялась расстегивать мою рубашку. Я еще не выработал плана действий и теперь разрывался на части. Знал, что Чанья не стала бы возражать, если бы мне по долгу службы пришлось переспать с этой женщиной. Скорее всего решила бы, что тут и говорить не о чем. И сам я не испытывал по этому поводу сильных сомнений. Но меня останавливала сугубо тайская интерпретация буддийского учения. С тех пор как Чанья забеременела, мы стали с ней особенно набожными — не хотели генерировать отрицательную карму, чтобы она сказалась на ребенке. Но вопрос оставался открытым: как разговорить Нок, не переспав с ней?

Расстегивая мне ширинку, она распахнула халатик, и я решил, что будет невежливо не поласкать ее грудь. И в этот миг близости напряжение ушло и мы оба успокоились. Когда она сняла с меня все, кроме трусов, я рассказал ей про Чанью, объяснил, в каком она положении. Сама буддистка, Нок меня прекрасно поняла, но своего занятия не оставила.

Так мы и продолжали разговаривать: она легонько массировала ладонью мой член сквозь трусы, а я изучал ее грудь, особенно выделяя ту область, где сеточка вен бежала к большим коричневым соскам, которые я принялся немного нервно ласкать, теребя большим и указательным пальцами. Поскольку я решил, что не скачусь по обычной избитой дорожке вниз, следовало проявить как можно больше изобретательности именно в отношении молочных желез. Я встряхивал их то вместе, то поочередно, приподнимал снизу, ощупывал сверху и вдавливал то растопыренными пальцами, то сжатыми кулаками — одним словом, применял все приемы, позаимствованные из боевых искусств. И одновременно следил за выражением ее лица, чтобы не перейти ту грань, когда юмор превращается в сатиру. Но Нок оказалась на высоте и ничуть не возражала, разве что время от времени принималась меня щекотать.

— Хочешь пососу?

Я изобразил гримасу, которая должна была означать вежливый отказ. Довольная, Нок улыбнулась.

— Ты хороший мужчина. Таких теперь почти не осталось.

— Обстоятельства моего рождения были не совсем удачными. Поэтому я хочу предоставить своему ребенку все возможности.

Нок глубокомысленно кивнула, наблюдая, как мои пальцы касаются ее сосков, будто это денежные банкноты.