Бангкокская татуировка

— Только что здесь все закончил. — И рассказал о Хадсоне, Брайте и фотографии Чаньи.

— Дальше!

— Уверен — убила она.

С нетерпением:

— Что еще нового?

— Следовательно, мусульмане здесь ни при чем.

Пауза.

— Надеюсь, ты не собираешься воскресить свою склонность к излишнему сочувствию другим?

— Дело не в излишнем сочувствии, а в практической политике. Если мы попытаемся все свалить на «Аль-Каиду», здесь это вызовет ответную реакцию.

Еще более нетерпеливо:

— Никто не собирается обвинять «Аль-Каиду». Ты сам записал показания Чаньи, будь они неладны. Девчонка действовала в целях самообороны.

— Чанья знала Тернера еще по Штатам. Он хранил в квартире ее фотографию. Кроме того, наша красотка послала мне копию дневника, который вела в Америке. Они давно стали любовниками.

Долгая пауза.

— Тебе лучше вернуться.

— Я считал, что должен подготовить письменный отчет.

— Нет.

— Если ЦРУ обнаружит, что убийца и жертва были знакомы, легенда провалится и вы обвините мусульман. Ведь таков план Б?

— Возвращайся.

— А если американцы надавят и наше правительство напортачит, на юге разразится война.

— Есть война или нет войны, люди все равно умирают. На юге всегда было неспокойно. Разве ты не хочешь спасти Чанью?

— Я не хочу стать причиной мятежа.

— Скажешь Будде, что во всем виноват я. Повиновение — неотъемлемая часть Восьмеричного пути,[28] ты это время от времени забываешь. Слушайся меня — никакого письменного отчета!

ГЛАВА 16

Вот что такое реинкарнация, фаранг (если это, конечно, тебя интересует): ты отдыхаешь на прекрасном балконе под звездным небом, божественная музыка звучит с таким утонченным совершенством, которое едва можно вынести. И вдруг происходит нечто ужасное: магические звуки распадаются и превращаются в непристойную какофонию. Что случилось? Ты умираешь? Можно сказать и так. Этот отвратительный шум — первый крик ребенка, то есть твой. Ты рождаешься в человеческом теле, накрепко привязанный ко всем ранее совершенным провинностям. И следующие семьдесят лет будешь изо всех сил стремиться к той самой музыке, которую только что слышал. Неудивительно, что ты плачешь.

ЧАСТЬ III ЗАМОРОЧКИ ЗИННЫ

ГЛАВА 17

Фаранг, прими мои нижайшие извинения. По возвращении в Крунгтеп я собирался перечитать дневник Чаньи и поделиться с тобой его содержимым (не обманываю), но долг и честолюбие принудили меня отложить это занятие. Около шести утра (рейс с юга задержался, и пассажиры поднялись на борт самолета только после полуночи) я в своей хибаре у реки занялся распаковкой чемоданов, и тут раздался звонок мобильника. Оказалось, что меня разыскивает грозная помощница Викорна — лейтенант полиции Манхатсирикит, которую не так уж небезосновательно прозвали Мани.[29]

— Полковника в пределах досягаемости нет, и с ним невозможно связаться, так что ситуацию придется разруливать тебе. В гостинице «Шератон» на Сукумвит случай «транс восемьсот восемь». Главный менеджер наложил в штаны, боится огласки. Срочно дуй туда. Только прихвати с собой кого-нибудь.

— Почему я?

— Кому же, как не тебе — речь идет о «секретной папке».

— Зинна?

— Разве можно о таком по телефону.

Набрал номер Лека, долго-долго звонил и наконец вырвал его из объятий Морфея. Но когда сознание стажера прояснилось и он сделался, как обычно, почтителен, я велел ему выйти из дома и ждать меня в такси.

В «Шератоне» нас встретил главный менеджер — элегантный, но не на шутку перепуганный австриец (из тех европейцев, которые проводят добрую часть жизни, пытаясь спрятать лысину под тремя волосинками. В прошлой жизни он был воплощен в женщину — заносчивую, высокомерную и притом француженку. Проблемы начались, как обычно, при перемене пола. Прежде он, то есть она, до самой гробовой доски не знал горя с шевелюрой).

Менеджер проводил к лифтам, и мы поднялись почти на самый верх, где располагались многокомнатные номера. Перед дверью с цифрой 2506 управляющий достал ключ и повернулся к нам:

— Горничные из обслуживания номеров обнаружили его сегодня рано утром. Они хотели забрать тележку с посудой, оставшейся со вчерашнего вечера, и постучали в дверь. А когда никто не ответил, решили, что постояльца в номере нет. С тех пор туда никто не заходил.

Мы переступили порог. Лек взглянул на труп и немедленно упал на колени, вознося молитвы Будде, чтобы нас не коснулась печать смерти и миновали несчастья. Менеджер изумленно уставился на моего напарника, и мне пришлось попросить австрийца подождать в коридоре.

На диване лежал на боку японец в элегантном домашнем костюме. Характерная дырка во лбу красноречиво свидетельствовала о профессиональном умении стрелка. Я заметил трупное окоченение, но не мог вспомнить, как соотнести степень одеревенения тела с моментом наступления смерти. Не помог и Лек, хотя он недавно окончил академию. Я расстегнул на трупе рубашку, желая убедиться в отсутствии других ран, хотя не сомневался, что ничего не найду.

— Ни царапины, — сказал больше себе самому. Мне было уже ясно, что в номере следов не найти. Так зачем тратить время на их поиски? Я пригласил менеджера.