Некоторое время, ввиду узости коридоров, Анатолий шел сзади, в шаге от экскурсовода. И, любуясь ладной фигуркой, невольно втягивал в себя воздух, силясь услышать запах свежего сена, исходившего от плывущей впереди, чуть вздрагивающей стожки. И вскоре ему показалось, что здесь сейчас действительно зажил дух деревни: поле, теплая земля, скошенная трава, колодезная вода, пьянящая сирень… А если представить, что девушка — пастушка, а он — начинающий пастушок, то почему бы не быть этому началом пасторали со счастливым концом? Впрочем, очнулся он, для полноты пасторального образа не хватает какой бы то ни было живности или хотя бы ее мнимого аналога, сотворенного зрением и обонянием. И как раз в этом месте его рассуждений им встретилась целая вереница помытых граждан, с розовыми, разбухшими лицами: цокали, как копытца, женские каблуки, сморкался (как будто хрюкал) толстый мужчина, капризно фыркал полный ребенок — и Анатолий не смог скрыть улыбки. Улыбку поймала обернувшаяся волшебница-пастушка и, приняв мимику парня исключительно в свой адрес, ничуть не смутилась, а понимающе улыбнулась и продолжила экскурсионное повествование.
Кроме распаренных клиентов, им встречался обслуживающий банный персонал, в основном — женщины неопределенного возраста, уставшие, «запаренные» работой. Баня и внутри показалась большим сумрачным замком, а таинственности добавила информация о наличии здесь собственной преисподней — котельной, которую Зоя называла кочегаркой, располагавшейся в подвальном помещении. День и ночь топимая углем, котельная согревала не только моечные помещения — мужской и женский залы, ванные номера и душевые кабины, — но и все здание, весь этот средневековый дворец. Впрочем, в кочегарку они не пошли, Зоя только показала лестницу, ведущую вниз и оканчивавшуюся черной железной дверью с трудночитаемой надписью на табличке: «Котельная».
Пока осматривали помещения, Зоя, вполне понимая студенческие заботы Анатолия, по-матерински советовала:
— Как все разойдутся, двери закроешь. Помоешься, допустим, в ванном номере или в душевой кабинке, а то и в парилке. Тут же постираешься. Вот здесь посушишься, — она показала сушильный шкаф. — Сохнет быстро. Тут погладишься. Остальное время — твое: телевизор смотри, отдыхай. А с утра, чистый и хрустящий, на занятия… Где бы ты еще такую работу нашел? Вот «бригадирская», здесь телефон: пожарные, милиция, «скорая помощь» и, конечно, домашний Жульен Ибрагимовны. В бане, со стороны реки, есть еще один вход, черный. Им пользуются кочегары, у них свои ключи. Вот, кажется, и все. Когда иному кочегару скучно, он сюда поднимается: телевизор с бригадиром посмотреть, поболтать, и так далее. Только ты с этой чернью не очень-то. Здесь чисто, а они — сам знаешь. Тем более, никаких совместных возлияний. У Жульен Ибрагимовны нюх, как у овчарки. Утром не скроешь. Разговор у нее короткий.
— Думаю, меня ее гнев не коснется, — мягко прервал Зою Анатолий. — Ввиду отсутствия причины к таковому.
— Дай-то бог! Может, действительно, редкий ты экземпляр.
— Мне хочется верить в свою особенность, — с шутливой гордостью подтвердил Анатолий.
— Проверим!.. — в тон ему воскликнула Зоя, лукаво подняв бровь.
Уходя, Зоя еще раз с игривой строгостью пообещала как-нибудь поздно вечером проинспектировать новобранца. И пояснила: она иногда подрабатывает здесь после основной работы, заменяя кого-нибудь из заболевших уборщиков, которые работают поздно, до самой полуночи, убирают помещения, готовят их к следующему дню.
Анатолий принял Зоину игру и предложил не откладывать проверку в долгий ящик, а сегодня же проконтролировать, как новичок справится со своими обязанностями.
Зоя устало усмехнулась, будто утомленная спектаклем, отказалась, почти не шутя, мотивируя тем, что дома муж и дети «плачут, кушать просят».
Показалось неожиданным, что у Зои есть муж и дети: вот и закончилась блаженная сказка…
— А приведений в вашей бане нет? — спросил он просто для того, чтобы что-то спросить. Общение с Зоей ему нравилось, и он пытался его продлить.
Зоя будто не расслышала, но у самого выхода вдруг обернулась с серьезным лицом и спросила:
— Ты знаешь, малыш, что в каждой бане есть банник?
— Банщиц уже видел, а банщик еще не попадался, — ответил Анатолий, окончательно обескураженный серьезностью Зои.
— Не банщик, а банник. Нечистая сила. Своеобразный домовой, только банный. Здешний хозяин. Понятно?
— Понял. А он злой или добрый?
— К кому как! — бросила через плечо Зоя, выходя. — Как и всякая сказочная сила, чистая или нечистая…
После того как Зоя ушла, Анатолий, облачившись в халат, продолжил свое, теперь уже самостоятельное, изучение бани.
По всему виделось, что заведение работало по давно принятому и отработанному порядку. Персонал банщиков состоял исключительно из женщин. В мужском отделении банщицы, казалось, равнодушно ходили среди обнаженных мужчин, отпирая и запирая дверцы шкафов, выдавая тазики и номерки, подтирая мокрые места в раздевалке. (Та же картина, по всей видимости, была и в женском отделении, куда Анатолий из скромности не заглянул).