Банище

Перед ней лежали небольшие пучки зелени, горки огурцов, помидоров, яблок… И сноп каких-то веток с небольшими белыми цветками, который, как показалось Анатолию, удивительно гармонировал с пышными волосами его любимой… Да, той, которая была ему возлюбленной… Пусть несколько минут… Таких долгих тогда и таких быстрых сегодня… Но таких счастливых…

Анатолий подошел к прилавку, понурив голову, боясь открыть ей лицо. Сосредоточенно рассматривал овощи… Она что-то рассказывала ему — о сорте, об отсутствии удобрений. О том, что через пару дней будут свежие груши, уже поспевают… Он кивал. Потом все же поднял голову, отчего-то по-прежнему боясь, что она его узнает, и посмотрел в ее, оказывается, зеленые глаза.

И он понял, что она его не узнала… Смутилась от такого откровенного взгляда — но не более того, не узнала.

Не узнала!.. Да и как же могла узнать?

— А если не желаете овощи, — улыбаясь, продолжала она, — тогда вот возьмите цветы хоть…

Она подняла массивный букет и слегка его встряхнула, обрызгав себя и покупателя мелким бисером теплых радужных капель.

Анатолий заметил у края ее верхней губы чуть заметную сквозь загар лиловую полоску — и сердце екнуло: не его ли это след? Или это ее родинка?..

— Что это? — спросил Анатолий.

— Жасмин! Его у нас на дачах много, как сорняк. Быстренько наломала, перед тем как на автобус бежать. Оттого обломки неровные, но это ничего, подрежете. Возьмите! Хорошие цветы, долго сохраняются. Даже сухие — красивые: не опадают, а стоят, как икебана.

Анатолий стоял, завороженный, переводя взгляд от лица девушки к жасминовому букету. Наверное, ей казалось, что он сомневается: брать — не брать. Его сомнение подвигло ее на дальнейшую рекламу:

— Знаете, как цветоводы говорят про эти цветы? Они говорят, что это блеск ароматов влюбленных звезд… Вслушайтесь! Блеск ароматов влюбленных звезд… Почему так? Потому что начало распускания совпадает с восходом первой вечерней звезды…

Анатолий очнулся. Отрицательно покачал головой. И двинулся прочь…

Пройдя десяток шагов, обратил к лицу ладони и, как близорукий, вглядывался в них: пустота рук наводила на пустоту результата, а в ноль не хотелось верить.

— Мужчина!

Он оглянулся. Не сразу понял, что обращаются к нему: его до этого называли только молодым человеком, а тут — мужчина.

Молодая женщина грациозным, но просящим движением звала его к себе и протягивала свой жасминовый дар.

Анатолий покорился, вернулся.

— Возьмите!.. Это вам!

Анатолий виновато тронул карман.

— Но, к сожалению…

— Нет, нет!.. — запротестовала женщина. — Возьмите, я прошу. Просто так!..

20. Солнечное гнездо

Анатолий пришел в общежитие с жасминовым букетом, поставил его в банку с водой.

— Это что? — с рассеянной удивленностью спросил Софист, наряжаясь перед зеркалом в новый костюм.

У него опять новый наряд!..

Софист в последнее время тщательно скрывал от Анатолия всю информацию, которая касалась его личной жизни. Чтобы оправдать свои частые отлучки в ущерб учебе, ночлеги неизвестно где, Софист распинался об успехах в партийной жизни, о командировках в глубинку, о заботе, которую партия проявляет по отношению к своим членам-активистам. О том, что скоро, благодаря названной заботе, он оставит общежитие и переедет в отдельное и более комфортное жилье. Разумеется, для блага тех, радетелем которых является его партия.

Но Анатолий краем уха слышал, что на самом деле все общественные дела давно заброшены, что «партию» зовут каким-то итальянским именем, и что она имеет неплохое дело в сфере обслуживания населения (владея одноименной с собой фирмой), к которому привлекает своего фаворита, планируя выпестовать из него настоящего капиталиста.

— Просто так, — коротко ответил Анатолий, устанавливая банку с цветами на подоконник и распахивая окно.

Софист понимающе кивнул и, вертя головой с поднятым подбородком и все больше утягивая себя галстуком, хрипло произнес — он ведь, как всегда, должен был сказать последнее слово:

— В жизни, старик, ничего не бывает просто так… Или иначе: все мы чьи-то дети… Ладно, — сделал он великодушно миролюбивую ремарку, — я понимаю, что ты уже пресытился моими вычурно-пошлыми изречениями. Но что с собой поделаешь, когда видишь совершенно типичную картину: цветы для дамы, подготовка к вечернему рандеву… Однозначно, и третьего не дано, как говорит один мой безграмотный, но премилейший друг. Запрограммированная красивость, истоптанная веками. Скучно… — и, не дождавшись реакции, закончил: — Могу я сделать одно пожелание перед тем, как уйти от тебя навсегда? — Софист медленно вздохнул, с трудом пропуская воздух через горло, сжатое шелковой петлей: — Мне очень хотелось бы, чтобы ты попал в хорошие руки…

Уже окончательно задушенный, застегнутый, завязанный и готовый уйти, он покосился на жасминовый букет. Вернее, Софист смотрел на букет, а левый его глаз пытливо косил, силясь преодолеть переносицу: что же там на самом деле?