Банк

Была за всем этим одна вещь, через которую не мог он переступить и которую сам определял как «первичность права». Таким правом обладал когда-то любимый его учитель академик Мельгунов, настойчиво подталкивавший Забелина в заведующие лабораторией, а потом вдруг, накануне назначения, категорически потребовавший его увольнения из института. И хоть причину внезапной этой перемены так и не узнал, и хоть очень хотелось остаться, и влиятельные, уровня Мельгунова, люди уговаривали, против воли учителя не пошел — просто уволился.

Такое же первичное право признавал он и за Второвым, пригласившим семь лет назад присоединиться к модному перестроечному начинанию — создать молодежный банк. Никто тогда, кроме автора идеи, кипящего возбуждением Второва, не верил в прочность нового дела. Потом уж от неуемной его энергии подпитались и остальные. И банк стартовал.

На сегодняшнем правлении Забелин лишь утвердился в созревавшем опасении — перерождающийся Второв становится для банка из созидательной столь же мощной разрушительной силой. И все-таки за ним было первичное право человека, пригласившего в дело. И альтернатива, по понятиям Забелина, сузилась теперь до размера беговой дорожки — либо продолжать бежать за лидером, либо сойти с дистанции. Либо с Второвым, либо без него. Но не против него.

А потому, поняв, что разговор с Керзоном лишь прелюдия к долгим и мучительным переговорам с другими, Забелин решился. Обогнув поджидавшего его с искательным лицом Савина, он прошел в комнатку руководителя аппарата, вытащил из принтера лист бумаги, размашисто написал короткое, без аргументации заявление об увольнении и положил его перед опешившим Чугуновым. После чего миновал гудящий банковский ресторанчик, где стихийно продолжилось заседание свергаемого правления, и отбыл в аэропорт.

— Там люд собрался, — напомнил, выходя, Дерясин. — Народ после сегодняшнего как бы на измене стоит. Готовы за вас хоть до Ла-Манша.

— Тогда через пару минут заходите. И вот что еще, Аслан Магомедович. Очень может статься, что через три месяца меня здесь не будет. — Он проводил взглядом инспектора.

— Повышаешься? Хорошее дело. Достойные люди должны достойно расти, я так думаю. Куда дальше?

— Дальше некуда. Ухожу из банка.

— Второв что, чудак совсем? Зачем отпускает? Или зарвался? Куда идешь, говори. Зачем тянешь?.. Поссорились, да? Иди ко мне. Хошь финансовым, хошь другим кем. Иди — прошу! К другому пойдешь — обижусь.

— Жизнь покажет. Может, и сам что покручу. А сейчас одно знай — если меня здесь не будет, то и пролонгации через три месяца не будет. Это я к тому, что изворачивайся как знаешь, но на стену календарь повесь. В черной такой рамке.

— Зачем так жестоко шутишь? Думаешь, для кого другого больше, чем для тебя, надрываться стану? Не стану. Нельзя больше. А тебе одно скажу, — заторопился он, заметив приоткрывающуюся дверь. — Ты только знай — у тебя есть друг. И все. Курдыгов, кого хошь спроси, человек слова.

— Я знаю.

— Ну, ты знаешь. И насчет работы, и… вообще.

В кабинет, здороваясь с уходящим заемщиком, вошли и расселись за переговорным столом несколько человек — начальники кредитных отделов. Последним неуверенно зашел и сел на краешек стула не обвыкшийся еще новый сотрудник, худенький Юра Клыня, «выдернутый» Забелиным на повышение из филиальских юристов. Клыня без всякой поддержки сверху так исхитрился наладить работу с судебными исполнителями, что, обходясь без длительных судебных процедур, ювелирно взыскивал «зависшие» деньги.

— С чем пришли?

— За информацией.

— Даю информацию. Значимая информация отсутствует.

— Вы уж нас совсем за лохов держите, — обиделся начальник группы аналитиков любимчик Забелина Эдик Снежко. Три года назад приведенный им в банк пацаном, Снежко стал одной из надежнейших его опор. — Заявление ваше об уходе у Чугунова на столе.

И тем прокололся — слухи об особых отношениях красавчика Снежко с ответственным секретарем правления Инной Галициной давно ходили по банку.

— Давайте-ка лучше о приятном. Как, к примеру, вчера в футбольчик сгоняли?

— Вынесли нас, — печально доложился непроходимый центральный защитник футбольной команды Дерясин. — Да и неудивительно, когда капитан команды матчи игнорирует.

— Интересами коллектива не живет, — уточнил словоохотливый инсайд Снежко.

— Не получилось у меня вчера, мужики, — извинился Забелин. — К правлению готовился. Хотя… готовься, не готовься…

Опять зазвонил телефон. Похоже, нетерпеливый Чугунов спешил уточнить реакцию.

— Я, между прочим, не метеор, — сообщил в трубку Забелин и тем, похоже, расстроил собеседника.

— Старый, стало быть, стал.

У Забелина перехватило дыхание — ошибки быть не могло.

— Только не говори, что это ты.

— Тогда это не я, — согласился насмешливый мужской баритон. — К тому же с вашим даром убеждения я и сам вот-вот засомневаюсь.

— И ты в России, — все еще осторожничал Забелин.