Банк

Я поднял банку колы в его честь. В последнее время поведение Клайда резко улучшилось: он являлся в Банк почти без опоздания, не накуривался на работе и свел свои отлучки к минимуму. Я почти уверен, что Пессимист поговорил с ним по душам после истерики Юного Почтальона, хотя вслух ничего произнесено не было. Почтальон, как обычно, держался особого мнения:

— Не знаю, ребята. По мне, так это неудобно.

— И в чем неудобство? — поинтересовался я.

Юный Почтальон снял очки и подышал на стекла.

— А если вам начислят больше, чем мне? Тогда я буду чувствовать себя паршиво. Может, лучше держать это при себе?

— Знание — сила, — возразил Клайд. — Почтальон, разве тебе не хотелось бы знать, что тебя по-царски поимели? Конечно, неприятное будет открытие, если Жаба тебя обойдет, но еще хуже не подозревать о несправедливости, что кому-то начислили больше, чем другим.

— Пожалуй, ты прав, — вздохнул Юный Почтальон.

— Значит, согласен поделиться информацией?

— Ладно…

Долгожданный день расчета

От: Жабы@theBank.com

Кому: Аналитикам и младшим сотрудникам

В связи с заметным оживлением деловой активности за последние несколько месяцев сообщаю, что сегодня мы будем выдавать годовые бонусы и аттестации. Просьба ознакомиться с прилагаемым расписанием.

Мне было назначено на три тридцать, Пессимисту — на двенадцать сорок пять. Он радостно потер руки.

— Ну что, Мямлик, рад?

— Безумно, — холодно ответил я.

Если как на духу, я готов был обделаться от страха. Конечно, я понимал, что в принципе мой страх необоснован, но вдруг Сикофант дал мне отвратительную аттестацию? Несколько месяцев вкалывая как каторжный, вдоволь попрыгав в обручи разнообразных унижений, я все-таки не был уверен, что босс не сподличал.

— Не очень доверяй Жабьим турусам, — поучал Пессимист. — В прошлом году он тоже писал об «оживлении деловой активности», а получили мы мало.

— Только этого не хватало, — буркнул я.

— Ай-й, — надул он губы. — Волнуешься, что большой красивый бонус на тридцать пять косых проплывет мимо носа?

— Оставь меня в покое!

— Мямлик, ну дай же тебя подначить! — И он буйно расхохотался: — Тридцать пять тысяч! Господи, да какой же дряни ты нанюхался?

Казалось, прошли века и сама вечность успела состариться к тому времени, когда Пессимист отправился к Жабе. Несмотря на браваду, он заметно волновался — глубоко вздохнул и вышел в коридор с видом короля, которого тычками гонят на гильотину.

Через пятнадцать минут Пессимист вернулся и с размаху плюхнулся на стул, держа в руке конверт из оберточной бумаги. Меланхолически вздохнув, он размахнулся и швырнул конверт в окно.

— Черт бы все побрал!

— Настолько плохо?

Он покачал головой и показал себе на живот.

— Достает до печенок, разве я не говорил?

После этого зловещего замечания к трем двадцати пяти нервозность перешла в настоящую физическую тошноту. Я подошел к кабинету Жабы в тот момент, когда оттуда выходила азиатка — одна из рядовых сотрудников. Вот из кого бы вышел отличный игрок в покер: по ее лицу невозможно было понять, довольна она или подавлена содержимым конверта, который сжимала в руке.

Жаба царственно восседал за столом, вытянувшись во все свои пять футов два дюйма в тщетной попытке изобразить господствующую высоту над стопкой конвертов, аккуратно сложенных перед ним. За окном солнечное копье пронзило тяжелые мрачные тучи и осветило блестящую равнину Жабьего лысеющего лба.

— Садитесь, пожалуйста.

Калиф на час, он с видимым наслаждением упивался выпавшим ему целым днем безграничной эгомании и всемогущества. Один конверт лежал отдельно от остальных: я рассудил, что это мой.

Жаба стиснул ладони и прочистил горло. Он имел привычку широко разводить руками при разговоре, словно максимально расширяя собственную поверхность для оптимального раскрытия дыхательного горла. При столь внушительных приготовлениях ожидаешь услышать божественный баритон Барри Манилоу, раскатисто льющийся из крошечного тельца, но вместо этого вас передергивает от фальцета мальчика-хориста — словно сжали и отпустили игрушку с пищалкой. Ему бы пошел лихо заломленный берет с пером и шелковое трико. Всеобщие приветствия великому оратору, сэру Ядовитой Жабе!

Жаба долго распространялся о том, как год начался при низких котировках, но завершился с приличным результатом, как мне надлежит гордиться личным вкладом в развитие Банка и как высокомудрое руководство ценит нас, блохастых обезьян, подпирающих спинами основание тотемного столба. В завершение неискренного монолога наступил долгожданный момент истины: Жаба вручил мне конверт. Первой страницей оказалась моя аттестационная карточка, где преобладали тройки и четверки. Не самые высокие оценки, но и не так ужасно, как могло быть.

На следующей странице посередине стояло «22 000 долларов».

Согласен, не намеченный мною минимум, но и не та сумма, от которой я кончу в штаны. Подняв глаза, я встретился с сощуренными глазками Жабы: он понял все без слов, за долю секунды. После сурового рукопожатия я был отпущен восвояси кивком лоснящейся головы исходить желчью на пару с Пессимистом.