Банк, который булькнул

Следующие пять минут Мэй была занята обследованием всех имевшихся в квартире ящиков. Квартира была маленькой — маленькая гостиная, маленькая спальня, ванная — такая тесная, что в ней запросто можно было оцарапать колени, и кухня — настолько крошечная, что полностью отвечала представлениям жадного домовладельца о рае. Тем не менее, в ней было полно ящиков, и следующие пять минут единственными звуками в квартире был стук выдвигаемых и захлопываемых ящиков.

Наконец она обнаружила коробок в гостиной, в ящике столика, на котором стоял телевизор. Телевизор, кстати, был отличный — цветной и не очень дорогой; Дортмундер купил его по дешевке у приятеля, который украл целый грузовик телевизоров. «Самое смешное во всей этой истории, — сказал Дортмундер, принеся телевизор домой, — так это то, что Гарри считал, будто просто угоняет грузовик».

Закурив, Мэй бросила спичку в пепельницу рядом с телевизором. До этого все её мысли были заняты исключительно поисками спичек, но теперь она могла позволить себе обратить внимание на окружающую обстановку. Самым близким к ней предметом был телевизор, и Мэй, не раздумывая, включила его. Как выяснилось, вовремя — только что начался какой-то фильм. Фильм, правда, был черно-белый, а Мэй предпочитала смотреть цветные, раз уж в доме был цветной телевизор, но одну из главных ролей играл Дик Пауэлл, и она решила обождать. Вскоре выяснилось, что картина называется «Высокая мишень», а Дик Пауэлл играет нью-йоркского полицейского по имени Джон Кеннеди, который пытается предотвратить покушение на Авраама Линкольна. Он ехал в поезде — не Линкольн, а Дик Пауэлл, — и ему то и дело присылали телеграммы, а проводник бегал по вагонам, выкрикивая: «Джон Кеннеди! Джон Кеннеди!» Это давало Мэй приятное ощущение, будто она перенеслась в другое место; не отрывая глаз от экрана, она попятилась назад, пока не наткнулась на диван.

Разумеется, Дортмундер вернулся домой в самый захватывающий момент, да ещё притащил с собой Келпа. На экране шел 1860 год, Авраам Линкольн готовился принять президентскую присягу, и вот как раз тут-то его и собирались убить. Заговор возглавлял Адольф Менжу, но Дик Пауэлл, — то есть Джон Кеннеди, — был слишком проворен для него. Так что пока было неизвестно, как обернется дело.

— Даже не знаю, — сказал Дортмундер, обращаясь к Келпу. — Все-таки насчет Виктора я не уверен. — Затем он повернулся к Мэй. — Привет. Ты как?

— С самого утра на ногах.

— Да с Виктором все в порядке, — сказал Келп. — Привет, Мэй. Как спина?

— Почти так же. Последние несколько дней ноги беспокоят. Боже, продукты!

Дортмундер и Келп изумленно воззрились на нее, а она, вскочив с дивана и дымя сигаретой, словно игрушечный паровозик, бросилась на кухню, где из сумок с замороженными продуктами уже потекло.

— Я забыла положить продукты в холодильник! — крикнула она, быстро раскладывая пакеты по полкам. — Сделай телевизор погромче!

В гостиной звук прибавили, но и заговорили громче. К тому же, диалогов почти не было, так что до Мэй доносились только звуковые эффекты. Потом густой мужской голос — судя по всему, это был сам Авраам Линкольн, — произнес: — «Неужели вы думаете, что президент пойдет принимать присягу под покровом ночи, словно вор?»

Побросав продукты в холодильник, Мэй вернулась в гостиную.

— Как, по-вашему, он и в самом деле так сказал?

Дортмундер и Келп, по-прежнему обсуждавшие какого-то Виктора, с удивлением повернулись к ней.

— Кто?

— Он. — Мэй ткнула пальцем в сторону телевизора. Когда все трое посмотрели на экран, то увидели человека, который стоя по колено в воде в огромном унитазе, прыскал какой-то жидкостью себе на подбородок и что-то рассказывал о бактериях. — Не он, а Авраам Линкольн. — Оба продолжали недоуменно смотреть на нее. — Ладно, бог с ним. — Выключив телевизор, Мэй спросила Дортмундера: — Как прошел день?

— Отвратительно. Я лишился всей рекламы. Придется доставать новую.

— Какая-то женщина вызвала полицию, — пояснил Келп.

Мэй, прищурившись, выпустила струю дыма.

— Теряем хватку?

— Перестань, Мэй, — обиделся Дортмундер. — Ты же меня знаешь.

— По-моему, все вы одинаковые, — отмахнулась та.

Они познакомились почти год назад, когда Мэй застукала Дортмундера на мелкой краже в универсаме. Самое интересное заключалось в том, что Дортмундер даже не пытался оправдываться и просить о сочувствии, но, тем не менее, получил его. Он просто стоял перед кассой, сокрушенно качая головой, а у его ног валялись упаковки с ветчиной и сыром, выпавшие у него из-под мышек.

У неё просто не хватило духу вызвать полицию. Порой она все ещё пыталась делать вид, что ему нипочем не пробить её броню, но в действительности дело обстояло как раз наоборот.

— В любом случае, — сказал Келп, — некоторое время никто из нас не собирается заниматься какой-то мелочевкой.

— А вот в этом я вовсе не уверен, — возразил Дортмундер.

— Ты просто ещё не привык к Виктору. Это единственная сложность.

Мэй с размаху плюхнулась на диван — она всегда садилась так, словно её хватил удар.

— Что хоть задумали?

— Банк, — ответил Келп.