Банк, который булькнул

Банк был ещё открыт и закроется только в половине девятого, значит, в ближайшие пятнадцать минут тут будет толпа народу: служащие, обычное число посетителей и семеро частных охранников — сам Маллиган и ещё шесть человек. Все семеро носили одинаковые кители, похожие на форму патрульных полицейских, а на левом плече у каждого красовался треугольный значок с надписью: «Континентальное сыскное агентство». Их бляхи с отчеканенными буквами «КСА» и номерами тоже были похожи на полицейские, равно как портупеи, кобуры и револьверы «смит-вессон-полис-позитив» 38-го калибра, которыми они были вооружены. В большинстве своём охранники, включая Маллигана, прежде служили патрульными полицейскими, поэтому в форме чувствовали себя легко и непринуждённо. Маллиган двенадцать лет оттрубил в городском управлении Нью-Йорка, но ему пришлось не по нраву то, что там творилось, и последние девять лет он подвизался в «Континентальном». Гарфилд когда-то служил в военной полиции, а Фентон четверть века легавил в каком-то городке в Массачусетсе, потом вышел в отставку с половинным содержанием и теперь работал в «Континентальном», не столько ради умножения своих доходов, сколько для того, чтобы не маяться от безделья. Только у Фентона на кителе был особый знак отличия: два синих шеврона на рукаве означали, что он дослужился до сержантского чина. В «КСА» было всего два звания, обязывающих носить мундиры — охранник и сержант — и к услугам сержантов агентство прибегало, лишь когда для выполнения задания требовалось больше трёх человек. Была в «КСА» и «оперативная субординация», но только для тех, кто работал в цивильной одежде, а к такой работе у Маллигана не лежала душа. Он знал, что служить в «Континентальном» оперативником значило стяжать себе славу, но Маллиган был патрульным топтуном, а не сыщиком, и это вполне устраивало его и сейчас, и в будущем.

В половине девятого штатный охранник банка, старик по фамилии Нихаймер, не работавший в «КСА», закрыл обе двери и встал возле одной из них, чтобы в течение примерно пяти минут то и дело отпирать её, выпуская последних посетителей. Потом уходящие работники привели в порядок бумаги, убрали всю наличность в сейф, накрыли чехлами пишущие и счётные машинки, и к девяти часам последний из них (это, как обычно, был Кингоурти, управляющий) уже готовился отправиться домой. Фентон всегда стоял у двери, выпроваживая Кингоурти и проверяя, надёжно ли тот запер банк снаружи. Система была устроена таким образом, что сигнализация включалась и выключалась только поворотом ключа с улицы. После ухода Кингоурти оставшиеся внутри охранники не могли открыть ни одну из дверей, не включив сигнал тревоги в полицейском управлении. Поэтому все семеро приносили с собой мешочки или корзинки со снедью. В переднем торце трайлера, подальше от сейфа, помещался мужской туалет.

Девять часов. Кингоурти ушёл, заперев дверь. Фентон повернулся и произнёс слова, которые изрекал каждый четверг по вечерам:

— Ну, вот мы и на посту.

— Прекрасно, — ответил Маллиган и направился к стулу, стоявшему за столиком приёмной. Тем временем Блок сходил за раскладным столиком, который хранился возле сейфа, а остальные уже рассаживались по облюбованным ими стульям. Спустя минуту раскладной столик стоял в отведённой для посетителей части трейлера, семеро охранников сидели вокруг него на семи стульях, и Моррисон доставал из кармана кителя две новые колоды карт, одну с синими рубашками, другую — с красными. Все извлекли из карманов пригоршни мелочи и ссыпали её на столик.

Раздали семь карт. Тот, кому выпадет старшая, должен будет стать первым банкомётом. Им оказался Дреснер.

— Пятикарточный штуд, — объявил он, бросил в банк пятицентовик и принялся сдавать.

Маллиган сидел спиной к сейфу, лицом к передку трайлера, то есть, к столам служащих. Конторка кассиров располагалась справа, две запертые двери — слева. Он сидел, широко расставив ноги, плотно упираясь подошвами в пол, и смотрел на Дреснера. Открыв карту, тот сдал ему пятёрку червей. Маллиган взглянул на свою первую невскрытую карту. Это оказалась двойка пик. Моррисон поставил пять центов — предел на первой карте. Потом надо было ставить уже десять центов, а на последней карте — двадцать. Когда очередь дошла до Маллигана, тот скромно спасовал.

— Похоже, сегодня не моя ночь, — сказал он.

И был прав. К половине второго ночи он уже влетел на четыре доллара семьдесят центов. Но Фокс иногда сдавал ему с прикупом, валетов или в открытую, и в половине второго сделал это опять. С прикупом все игроки делали ставки в начале, и игра пошла с банка, в котором было тридцать пять центов. Когда никто не смог вскрыться, и Фоксу пришлось сдать ещё по карте, все опять сделали ставку. И снова никто не мог раскрыться, а когда Маллиган взглянул на свою третью сдачу и увидел три шестёрки, в банке уже было доллар и пять центов.