Банк

— Три часа! — напомнила ему она. Влад опять кивнул. Не то чтобы он пребывал в сильном волнении, но общение с незнакомыми ранее людьми почему-то заставляло его чуть-чуть нервничать, несмотря на то что сам он считал себя человеком общительным и коммуникабельным. Открыла ему довольно-таки молодая женщина, не старше его во всяком случае. Завидев гостя, она сразу затараторила:

— Ой, проходите, проходите — вы и есть Владислав, да? А я — Зинаида, — и, не дождавшись, пока он что-нибудь скажет, схватила его за руку и втащила внутрь, продолжая быстро говорить: — Мы вас давно ждем, вот тут вешалка, раздевайтесь, можете обувь не снимать, но если разуетесь — вот тапочки. Костя, Игорь Иванович — к вам гость, а я побежала!

Вся она на вид была какая-то кругленькая, мягкая, гладкая, впрочем, не лишенная определенной привлекательности, ладошка, которой она пожала ему руку, была пухленькая, с ямочками на тыльной стороне, — если бы Владу задали вопрос, какая, по его мнению, должна быть идеальная женщина — хранительница домашнего очага, он, пожалуй, нарисовал бы такой образ. Войдя в комнату, сразу обратил внимание, что все предметы, вещи, в ней имеющиеся, — огромный старый диван, массивные кресла, буфет с рюмками и бокалами, тяжелые шторы, абажур с бахромой вокруг лампы — вполне соответствовали его представлению о тихом, спокойном мещанском уюте и, очевидно, попали сюда не без влияния хозяйки. Тем большим диссонансом выглядел стол посередине комнаты, заставленный бутылками пива, с большим белым блюдом, на котором лежал огромный, уже очищенный, разделанный лещ, и с сидящими за ним двумя мужчинами, пускающими в потолок — нет, не струи — облака табачного дыма. Между ними находилась шахматная доска с расставленными фигурами, по правую руку от каждого стояли большие литровые кружки с пивом. Хозяин, мужчина лет пятидесяти, худощавый, в очках, из-за стекол которых сверкали полные энергией живые глаза, в белой рубашке с длинными рукавами, жилете, поднялся ему навстречу:

— Здравствуйте, здравствуйте, молодой человек! Меня зовут Константин Сергеевич!

— Здравствуйте, я Владислав! — ответил вошедший и пожал протянутую ему руку. — Добрый вечер, Игорь Николаевич! — обратился он к оставшемуся за столом отцу Жанны.

— Добрый! — отреагировал тот. Судя по тому, как напряженно, нахмурив брови и сморщив лоб, он смотрел на доску, было заметно, что в этой партии ему не очень везет.

— Игорь Николаевич у нас не в духе, — пока мы вас ждали, уж сыграли две партии, а это — третья. В первых двух, безрассудно ринувшись в атаку, он попал в умело расставленные мною ловушки, а в этой ладью зевнул, так что дело близится к очередному проигрышу. А играем, между прочим, на пиво, партия — бутылка, так, глядишь, и без питья останется сегодняшним вечером. Но может, вы, Владислав, к нам присоединитесь — будем играть на вылет?

— Ой нет, увольте, — поднял тот руки вверх, — я, конечно, в отличие от Остапа Бендера, умею различать фигуры и, помимо хода е2 — е4, знаю еще е2 — е3, но игрок, ввиду отсутствия должной практики, я, надо признаться, слабый.

— Жаль, — произнес Константин Иванович, — думал провести с вами партию, а то уж надоело выигрывать.

— Вы-и-грывать! — подражая голосу хозяина, передразнил его отец Жанны. Влад подумал, что сердитость старого генерала — напускная и оба приятеля находят свое удовольствие и в игре, и в привычном между собой общении. — Ты бы лучше гостю пива налил, а то уселся пень пнем, я, что ли, вместо тебя за ним ухаживать буду? У себя дома — поухаживаю, а здесь ты хозяин! — сказал бывший военный.

— То, каким образом вы, Игорь Николаевич, — двинув вперед фигуру и отведя взгляд от доски, произнес Константин Сергеевич, — изволите изъясняться, — грубо, зло, — в смятение меня приводит великое и душу мою тревожит до чрезвычайности. А что пива не предложил — так склероз, старею. Как вы, молодой человек, насчет «Балтики», троечки? Али вы, как вся нынешняя молодежь, иностранное предпочитаете?

— Отчего ж, выпью и «Балтику», троечку.

— Ну и славненько, — хозяин стал наполнять такую же большую, как и у себя, кружку, — а вот у меня студенты пьют всякие «Хейнекены» и «Тюборги», а если водку — так «Абсолют» или «Финляндию». Я б этих названий и не знал вовсе, если б не несли, черти, «в подарок», — студентам нынче учиться некогда, на лекции никто не ходит, все в заботах о хлебе насущном, но как только сессия начинается — так бегут, и все с коробочками, пакетиками, — я, впрочем, не ханжа и строго к ним не отношусь, для меня, вы знаете, иногда некий прогульщик-двоечник интереснее рафинированного отличника, если я в нем что-то полезное и доброе разгляжу. А что не учатся, так я их понимаю — сейчас на стипендию не проживешь.

— А ты, — вставил отец Жанны, допив свою кружку и платком вытерев губы, — жил на одну стипендию?