Банка

"Если я это опубликую, - лицо милой девушки-редактора пошло пятнами от волнения, - меня... меня просто расстреляют..." "Бросьте, - возразил Вадим Брук, самодеятельный писатель, - кто вас тронет? На дворе 1990. В стране гласность." "Гласность! Да вы хоть сами прочитали, что вы написали?" "Так это же фантастика. Действие происходит здесь же, во Владивостоке, но через пять лет." "После События? Так вы называете свержение советской власти?" "Не советской, а партийной." "С переходом к капитализму?" "А к чему же еще? Все остальное уже перепробовали. Что вас смущает? Сегодня о такой перспективе не говорит разве что какой-нибудь Лигачев. Я автор и готов за все написанное отвечать. А вам-то чего бояться? Тем более что книга не только и не столько о политике, сколько об экономике и... любви." "Вот именно, - теперь покраснела редактор. - И это вы называете любовью? Да я такое только случайно по видео... И тут же выключила. А вы хотите, чтобы утехами ваших героев упивался юный читатель?" "Почему же только юный?" "Тем более стыдно вам должно быть такое писать. И мне читать было стыдно. А чего стоят ваши фантазии о правоохранительных органах..." "Карательных, а не..." "Игра слов. Короче говоря, я такое публиковать пока не решаюсь." "Отлично. Найдем другое издательство." "Вот именно. И лучше... за границей... сами знаете где." "Спасибо за напоминание. Если вы окажетесь правы, то там я буду писать не о нашем городе."

Вадим собрал распавшиеся листки исчерканной красным рукописи и вышел на главную улицу имени самого свирепого и результативного авантюриста всех времен и народов. Руки его дрожали. Опять те же намеки. А ведь надо идти на очередную встречу.

"А, входите, входите, - еще неумело играл друга народа новоиспеченный депутат, спичрайтером которого выступал на выборах Вадим. - Рад вас видеть. Вы, я полагаю, по поводу вашей статьи об опасности атомного лихтеровоза..." "Его собираются поставить к терминалу на погрузку контейнеров на Магадан. А после двух подряд катастрофических взрывов в Армавире и Свердловске никто не гарантирует, что по головотяпству или по злому умыслу на борту или на причале не окажется 20 тонн взрывчатки. В тех поездах на все контейнеры были бумаги, как на самый безобидный груз. А от взрыва в Свердловске снесло до фундамента домостроительный комбинат. Такой взрыв испарит ядерный реактор атомохода в центре Владивостока. Это вам не Чернобыль!" "Я понимаю... понимаю... Надо будет... Тем более у нас тут недавно прошли натурные испытания, показавшие, что этот же лихтеровоз можно успешно разгружать вертолетами у не населенных дальних берегов. Как раз сегодня я беседовал с... тоже... так сказать... прямо не знаю... Геннадий Ильич Кацман. Руководитель этой темы и испытаний. Вот его телефон. Он хочет с вами встретиться. Дать, так сказать интервью. А сам я сделаю-ка депутатский запрос, знаете ли, на эту тему прямо генсеку на Съезде народных депутатов. Прямо на следующей неделе." "Спасибо вам..." "Да нет, это вам спасибо. У меня же нет надежды поселить семью... за бугром. А пока я организую здесь общественное мнение... А помните, как мы на выборах с вашей шпаргалкой моего конкурента-адмирала мокнули: Как, мол, вы собираетесь бороться за экологию края, если годами труба вашей котельной безнаказанно дымит вам прямо в форточку рабочего кабинета в штабе ТОФа? Вот я сегодня об этом напомню и второму моему конкуренту на тех выборах - начальнику пароходства - о смертельно опасном для города и края лихтеровозе. А потом, как я уже сказал, прямо Михал Сергеичу! И обязательно упомяну вас с Кацманом. Вот я прямо сейчас... Геннадий Ильич? Да, я. Тут у меня как раз этот... ну, журналист, автор статьи об атомоходе. Так вы договоритесь о встрече. Да. Его зовут Вадим Зиновьевич Брук. Мне тоже очень приятно... Договаривайтесь. Будем вместе спасать наш город!" 2.