Банкет

Сеня, нашел газету, ножик и порезал принесенную худую воблу кусками, затем выскоблил из них кишки, достал из пакета запотевшую полторашку пива, усмехнулся, глядя на запотевшую наклеечку «Гостовское», вторую заботливо припрятал в холодильник. Открытое пиво сначала норовило убежать из бутылки, потом наполнило кружку лишь на треть, добросовестно забив остальную часть посудины пеной. Сеня сморщился, отхлебнул: «А на вкус ничего, и послевкусие такое жигулевское, конца восьмидесятых, когда пива можно было взять лишь с боем отстояв с канистрами очередь возле пузатых бочек». Пиво, приняв безысходность своего поглощения, на пену в таком количестве больше не исходило. После второй кружки, Сеня отдал должное рыбке и сигарете. Сходил в совмещенный бабулин туалет, стало совсем хорошо. Сеня вернулся на кухню, долил остатки первой бутылки, взгляд его внезапно остановился на кухонном углу с ликами святых – Господа Иисуса, девы Марии, Николая Чудотворца. Сеня воровато оглянулся, задернул штору на кухне, затем прошел в коридор, проверил запоры на двери, вернулся на кухню, встал на колени, креста на нем не было, и стал молиться. В церковь Сеня ходил, так как положение обязывало – первые лица государства обожали попадать в кадр в храмах, а вслед за ними туда правдами и неправдами пробивались их люди ближнего круга, включая Сеню. Так что молитва и церковные праздники превращались в светский раут – встречу людей одного круга, после которой можно было и получить одобрение своих действий от Начальника и провести деловые переговоры. В Бога, в глубине души своей Сеня верил – приятно верить, что ты не канешь бесследно, а продолжишь свое существование после земного пути. А Страшный суд, он будет потом. Грехи? Ну все мы грешны, безгрешные на небесах, грех не воспользоваться обстоятельствами и деньгами, которые идут прямо тебе в руки. Так что молитвы Сеня знал. Но сейчас, стоя на коленях на линолеумном полу, с полосками оцинкованной жести на стыках, на шести квадратных метрах кухни панельной пятиэтажки, в каком-то самим Богом забытом районном центре, когда никто его не видит, перед ликами, напечатанными на дешевой бумаге, Сеня молился по-настоящему: