Банкетный зал

– Я не представляла себе, что у меня когда-нибудь… Я думала, это не для меня.

– Ты стоишь больше. Но это впереди.

Нинка обнимает Шефа. Стоят так долго. Целую минуту. А может, две. Потом Нинка отстраняется и снимает колье.

– Я не могу носить краденое, – протягивает Шефу.

– А откуда он узнает?

– Он не узнает. Но я буду знать. И ты.

– Нина, но столько дыр!.. – горестно воскликнул Шеф.

– Никогда хорошо не жили, нечего и начинать…

Алексей Коржиков выходит из своего старенького «жигуленка», запирает руль на секретный замок. Входит в свой подъезд. Подходит к своей двери и в это время видит сидящую на лестнице Нинку. На ее коленях – кожаный кейс с металлическими замками.

– Говорил, в шесть, а пришел в семь, – упрекает Нинка. – Я тут на лестнице, как кошка, жду.

– Японцев в Загорск возил, – объяснил Алексей. – Извини.

– Ты, наверное, голодный? – предположила Нинка.

– Ничего. У меня есть рисовая лапша с собой. Японцы подарили. Три минуты – и готово. Вместе поедим.

– Нет. Я на одну минуту. Борис будет нервничать.

– Но ведь он не Борис.

– Не имеет значения. Вот, – протягивает кейс. – Это тебе.

– А что это?

– Гонорар за Белые города.

– Ты еще помнишь? – удивился Алексей.

– Борис продал в Арабские Эмираты. Это как раз то, что им надо.

– Кому им?

– Арабам. У них ведь пустыни.

Алексей пытается открыть кейс. У него не получается. Нинка помогает. Кейс открыт. Он доверху набит пачками. Алексей обмер. Наступила пауза.

– У него всегда были организаторские способности, – сказал Алексей. – А это тоже талант.

Снова повисла пауза.

– Ты не рад? – спросила Нинка.

– Я рад, – без энтузиазма ответил Алексей.

– А как ты живешь вообще?

– Что именно тебя интересует?

– Как твое здоровье? Ты больше не умираешь?

– Пока нет.

– А жена твоя где?

– Она замужем за моим братом.

– Значит, она тебе родственница? Как это называется? Сноха? Золовка?

– Не знаю. По-французски это звучит: «бель сор». Прекрасная сестра.

– А дочь – твоя племянница?

– Нет. Она моя дочь.

– Ага… А брат твой чем занимается? – спросила Нинка.

– Тем же самым. Он всегда был бизнесмен, но тогда это называлось «спекулянт». Он всегда был жулик. Но теперь это называется «новый русский».

– Ты сейчас тоже «новый русский».

– Сейчас – да, – согласился Алексей.

– Ты не рад? – спросила Нинка.

– Осуществилась моя мечта. А это всегда грустно.

– Почему?

– Потому что осуществленная мечта – уже не мечта.

Молчат.

– Обними меня, – вдруг сказала Нинка.

– А зачем?

– Просто так.

– Просто так – не могу.

– Тогда за деньги.

– И за деньги не могу.

– Значит, до свидания, – сказала Нинка.

– Значит, так.

Нинка стала спускаться.

– Нина, ты меня любишь? – отчаянно крикнул Алексей.

Нинка спускается не оглядываясь.

– Нина, я думаю о тебе каждый день… Я думаю о тебе не переставая…

Нинка уходит.

Самолет летит над облаками.

По проходу идет знакомая стюардесса, разносит воду. Алексей Коржиков сидит в кресле, на коленях у него кейс.

– Здравствуйте, – здоровается стюардесса.

– Здравствуйте, – кивает Алексей.

* * *

Квартира брата.

Алексей и Володя обнимаются.

– Есть будешь? – спросил Володя.

– Нет. Я уже обедал. В мэрии. С мэром. Симпатичный.

– Кто? – не понял Володя.

– Мэр. Он мне понравился. Молодой. Моложе меня. Странно. Те, кто родился в пятидесятом, уже вышли на рубежи. Как время идет.

– Ты зачем приехал? – настороженно спросил Володя. – За семьей?

– Жена как хочет, а дочь я бы забрал.

– Дочь как хочет, а жену я не отдам.

– Я хочу предложить тебе работу, – сухо сказал Алексей.

– Ты? Мне? – удивился брат.

– Коммерческий директор Северного приюта.

– А кто будет платить?

– Я.

– Кто хозяин?

– Я хозяин. Я купил Северный приют вместе с горой.

Алексей достал из кармана документы.

Володя берет. Смотрит. Ничего не может понять.

– А кто тебе продал?

– Местные власти. Мэр.

– Разве они имеют право разбазаривать народное достояние?

– За деньги имеют право. Это называется приватизация.

– А откуда у тебя деньги?

– От верблюда.

– Да… Верблюды нынче хорошо платят.

Нависла пауза.

– На наркотиках? – допытывался Володя. – На нефти?

– Если я тебе расскажу, ты все равно не поверишь. Ты ведь в меня никогда не верил.

Володя достает калькулятор. Считает.

– Год уйдет на ремонт. Еще год – окупим затраты. Через два года пойдет чистая прибыль. Туристы, валюта…

Входит Наташа.

– Папочка! – бросается отцу на шею.

– Я буду жить на Северном приюте. Ты поедешь со мной?

– Поеду! – не раздумывая, соглашается Наташа.

– Тебе здесь не нравится? – ревниво спрашивает Володя.

– Нравится, но родной отец лучше, чем родной дядя.

– Будем жить-поживать и добра наживать. – Алексей обнимает дочь. На его глаза наворачиваются слезы.

Наташа отстраняется, спрашивает:

– Папа, а добран – это баран?

Алексей с удивлением смотрит на дочь, не понимая вопроса.

– Ну вот, жить-поживать и добрана жевать. Добран – это кто?

– Добра наживать – два слова. Первое добро.

– А добро – это деньги?

– Нет. Деньги кладут в кошелек, а добро в душу.

Володя приносит гитару.

– Жалко, мама не дожила до этого дня, – говорит он. – Мама гордилась отцом, считала его хозяином края. А он – не хозяин. Он – наемный работник. А настоящие хозяева – мы. Ты и я.