Банкир

Она потушила сигарету в расположенной в приборной доске пепельнице. Очень долго ее глубоко посаженные темные глаза смотрели прямо перед собой. По обеим сторонам над автострадой неясно вырисовывались огромные многоквартирные дома. Впереди с левой стороны блеск люминесцентных ламп крупного торгового центра освещал ночь. Набирая скорость, машина понеслась вниз по длинному уклону.

– Спасибо,– сказала она наконец.

– Ты ведь говорила, что знаешь.

– Я знала. Но спасибо за то, что ты достаточно честен, чтобы подтвердить это.– Она дотянулась до пепельницы и придавила более тщательно слегка дымившийся окурок.

– При этом,– заметила она,– ты не оставляешь мне никакого выхода.

– Это неправда. Знаешь старый анекдот? Выход всегда есть.

– Только не в этом случае. У меня нет абсолютно никаких оснований, чтобы видеть тебя где-нибудь еще, кроме работы, и у меня есть все основания просить тебя забыть нашу связь, будто она никогда не существовала.

– Правильно,– согласился он.– Но ведь это основания, а не выход. Позволь мне объяснить тебе, что я имею в виду.

– Пожалуйста, не надо.

– Ты понимаешь, не так ли, что, если бы ты решила бросить меня, перед тобой встала бы цепь выходов.

– Да. Пожалуйста, давай кончим этот разговор,– попросила она.

– Еще одну минуту.– Он повел машину по широкой дуге выезда с автострады на юг, на шоссе к Манхэттену.

– Людей смущает неопределенность жизни. Чем человек логичнее, тем шире у него возможность выбора. Чем беднее интеллект, тем более положительный выбор можно сделать. Твоя беда, как я уже, по-моему, говорил, в том, что ты слишком умна.

– Нет.– Ее дыхание стало прерывистым. Он искоса посмотрел на нее и увидел, что она отвернулась.

– Правду говорят,– произнес он,– что глупые люди всегда могут быть положительными. Они настолько неспособны сделать выбор, что никогда не узнают того, что потеряли. И поэтому они счастливы.

– Но это не… моя беда,– ответила она. Слова вырывались с трудом. Спустя момент он увидел, что она выпрямилась на своем сиденье.

– Тогда что же?

– Ох, ничего грустного.

– Скажи.

– Моя беда,– проговорила она очень быстро,– в том, что я тебя люблю.

Шоссе, перешедшее теперь в Мейджер Диген Экспрессуэй, вело на юг через Бронкс к мосту Трайборо. Они проехали стадион «Янки», на темном неосвещенном корпусе слева от них электрические цифры показали сначала время – 12.27, затем температуру воздуха – 28°[52]. Палмер обогнал какую-то машину и помчался вперед. Вскоре он увидел, что спидометр опять показывает 70. Тяжело откинувшись на спинку сиденья, он снизил скорость.

– Боже,– сказал он наконец.

– Дьявол. Это его штучки.

– Его цена довольно-таки высока.

– Грех велик,– ответила она.– Протестанты когда-нибудь влюбляются в людей, в которых им нельзя влюбляться?

– Ответа не будет.

– Я всегда могу спросить какого-нибудь другого протестанта.

– В Нью-Йорке их больше нет.

– Я забыла,– ответила она.– Ну, я просто должна буду…– Она резко махнула рукой.– Я жалею, что сказала тебе. Это потворствование своим желаниям эгоистично. Обычно считают, что влюбленные должны давать, давать, давать. Это не так. Они хватают и тайно накапливают.

Палмер еще раз заплатил за проезд по мосту. И вскоре они ехали по автостраде Ист Ривер.

– Я могу отвезти тебя домой, а потом вернуть машину. Или наоборот.

– Наоборот. Я хочу хватать и хранить еще несколько минут.– Она опять закурила.– Видишь, каким альтруистом делает человека любовь? А, ты поморщился. Это слово заставляет тебя морщиться. Любовь. Боже мой. Мне кажется, я терплю аварию.– Она потушила сигарету.– Я смущена, расстроена и совершенно разбита. Почему ты поморщился при слове «любовь»? Почему я подстрекаю тебя? Ты ведь, без сомнения, так же как и я, ужасно смущен. Я верю, я… мой ум расстроился. Но ты не должен морщиться при слове из шести букв. Может быть, я пьяна? Я придираюсь. Молчу.– Она сложила руки и уставилась в боковое окно.

Выбитый из равновесия, Палмер поехал не по той дороге и вскоре понял, что очутился на Шестидесятых улицах, в стороне от станции проката, где он брал машину. Он свернул налево по Лексингтон-авеню, затем еще раз налево и поехал по старому кварталу довольно запущенных домов из коричневого камня; то там, то здесь однообразие улицы нарушали более высокие и более фешенебельные новые здания. Остановившись перед светофором на Второй авеню, он услышал позади машины быстрые шаги. В боковое зеркало он увидел молодую женщину, в длинном светлом пальто, бегущую посередине мостовой, за ней бежал маленький ребенок с собачкой на поводке.

– Что там случилось, черт побери? – спросил он, поворачиваясь, чтобы как следует разглядеть их. Вирджиния тоже повернулась узнать, что случилось.

Женщина в распахнутом холодным ветром пальто добежала до машины и постучала в окно. Собака радостно залаяла, а ребенок, держащий ее, с трудом переводил дух. Палмер опустил стекло.

– Вы не могли бы подтолкнуть меня? – тяжело дыша, спросила женщина.

– Я? Гм. Это ведь легкая машина.