Через час после того, как он начал продавать, экраны ожили, показывая его счета, на которых общая сумма немного превысила миллиард долларов.
Девять нулей.
Габриэль задумчиво сцепил пальцы.
Он начал в тысяча девятьсот восьмидесятом году. Ему был двадцать один год, и он только что закончил Лондонскую школу экономики с дипломом по специальности «Финансы». Помимо диплома, у него было рвение неофита и собранные в складчину четыре миллиона долларов, из которых половину составляли пенсионные сбережения его отца, а другую половину — взносы друзей-единомышленников. Несколько раз он терял почти все, и одного воспоминания о тех первых отчаянных, до побелевших костяшек на сжатых кулаках, сделках, о невыносимо долгих уик-эндах, когда ему случалось оставить рискованную «открытую» позицию до понедельника, о бесконечных ночах с нависшим над ним банкротством было достаточно, чтобы прошиб холодный пот.
Затем наступили девяностые с растущим «бычьим» рынком на Западе и обвалом индекса Никкей на Востоке. Вместе с Соросом он играл против британского фунта и вовремя оседлал японский рынок, вплоть до его самоубийственного падения с рекордной высоты 36 000 пунктов до жалкой четверти этого уровня. Тогда же он покупал акции «Ай-Би-Эм» по пятьдесят, а после продал по двести, причем после так называемого дробления акций, когда их количество у него удвоилось.
Бум интернет-торгов был самой трудной задачей, и, с его благочестивой точки зрения, все указывало на то, что Бог его действительно не покинул. «Яху!», «Нетскейп», «Инктоми» и «Акамаи». По ним он поднимался все выше, выше и выше. Если острый глаз сидевшего в нем аналитика говорил, что котировки завышены, на помощь спешила логика трейдера, призывавшая сохранять спокойствие. «Следуй за трендом» — гласило правило тех дней, и он следовал общей тенденции рынка так же преданно, как выполнял религиозные обряды. Хорошо усвоил он и что такое «стоп-лосс» — когда и как выставлять ограничитель убытков.
Были и другие сделки — и в легальном бизнесе, и в полулегальном: «Интелтек» в Парагвае, «Гропиус джемс» в Нигерии, «Аллен Виктор металл» в Казахстане. В какой-то момент он дал себе клятву никогда не ставить свой капитал под удар, а стабильные доходы, обеспеченные его неусыпной заботой, лучше употребить на более важные побочные интересы.
Покончив со звонками, Габриэль прошел в небольшую кухоньку и налил кофе в щербатую фарфоровую чашку. Отхлебывая маленькими глотками крепкий ароматный напиток и закурив сигарету, он переводил взгляд то на мигающие экраны, то на потертый портфель около письменного стола — на всю обстановку своего офиса, в который он уже вряд ли вернется. Выдвинутые ящики картотеки из полированного тика. Картины маслом в позолоченных рамах на стенах, обшитых деревянными панелями. В основном натюрморты. Ничего не говорящие изображения фруктов, дичи, рыбы, специально подобранные так, чтобы ничем не выдать его вкусы и предпочтения, не выдать его прошлое. Они останутся здесь. Он не любил их. Фотографии улыбающихся детей, миловидной женщины со светлыми волосами и пары йоркширских терьеров украшали низкий сервант и журнальный столик для посетителей. Они тоже останутся здесь. Они все ему совершенно чужие: он не знал никого с этих фотографий. Кроме собак.
Отставив чашку с кофе, он прошел к принтеру у письменного стола и достал пачку распечатанных листов. Верхняя страница показывала план здания. Не обращая внимания на планы первого и второго этажа, он нашел страницу с планом третьего и, переложив ее наверх, сел. Проведя ногтем по чертежу, он быстро отыскал ожоговое отделение. Сверившись с записями по какому-то своему предыдущему разговору, он написал на плане несколько имен и добавил самую важную информацию: «Кабинет 310, в 10.00».
Немного сбитый с толку скоростью, с какой развивались события, он только покачал головой.
Ну и темпы!
В то утро телефон зазвонил в четыре тридцать. Габриэль уже проснулся, принял душ и, одетый в деловой костюм, сидел в кабинете у себя дома в Нейи, зеленом элитном квартале Парижа. Он слушал передачу службы новостей Би-би-си, где сообщали о смерти некоего Абу Саида, высокопоставленного члена «Хиджры», до этого момента никому не известной исламской экстремистской группировки. И его мучил вопрос: кто навел американцев?
— Да? — ответил он на звонок.
— Буду в Париже послезавтра. Где-то после полудня. Наличные готовы?
Габриэль поморщился, услышав сильный еврейский акцент.
— Конечно. Посылка с вами?
— Да.
Габриэль проглотил застрявший в горле ком. Мир начинал вращаться вокруг новой оси.
— Вам есть где здесь остановиться? Могу что-нибудь подыскать.
— Спасибо, я сам справлюсь.
— Мы сможем встретиться?
— Это было бы нецелесообразно.
В утреннюю тишину ворвался плач младенца. Габриэль повернулся в сторону шума: плакал Фаез, его седьмой сын, которому исполнилось всего несколько недель. Отчего-то вдруг захотелось сесть в полумраке рядом с женой и смотреть, как она укачивает мальчика.