Единственным связующим звеном, которое у нас было, являлась Мэри Паккард, вдова Артура Паккарда, который в течение длительного времени был советником отца по вопросам филантропии. Обладавшая квалификацией медицинской сестры, Мэри ухаживала за отцом после смерти матери. Она продолжила выступать в этой роли и после того, как отец повторно женился, и у нее также установились близкие отношения с Мартой. Мэри не возражала против общения с Пегги и со мной, и именно через нее мы узнали в начале 1960 года, что у отца рак простаты и что он госпитализирован в Тусоне. Однако мы не смогли непосредственно вступить в контакт ни с отцом, ни с Мартой, чтобы убедиться, действительно ли речь идет о таком диагнозе, и просто выразить свое участие.
Доктор отца из Таксона отказался дать мне удовлетворительный ответ на вопрос о тяжести его состояния, и я стал волноваться еще больше. В конце концов, я передал отцу через Мэри и через доктора, что, по моему мнению, он должен получить заключение второго врача по поводу своего заболевания и что я хотел бы навестить его.
ТЯЖЕЛОЕ ПИСЬМО
Несколько дней спустя я получил самое неприятное письмо в моей жизни. Оно было подписано отцом. Тон был холодным, даже враждебным, и в письме, в частности, говорилось:
В настоящее время я физически способен говорить откровенно об определенных действиях в последние месяцы со стороны некоторых из вас, мальчики, которые удивили и глубоко ранили меня... Много недель тому назад я почувствовал, что суждение как моей жены, так и моего доверенного друга миссис Паккард было поставлено некоторыми из вас под сомнение. Я понимал, что в противодействие моим собственным решениям и желаниям на докторов оказывают давление и в их действия вмешиваются, что заставило меня поставить некоторые прямые вопросы. Хотя на них также не хотели отвечать, я настоял на том, чтобы мне рассказали обо всех фактах, и очень четко разъяснил мое возмущение в отношении использованной тактики и ее полномасштабных последствий...
Дополнительное бремя (если не сказать - шок), которым это должно было оказаться для той, которая посвящает все силы своего сердца и ума моему благополучию в этот трудный период, пока просто не поддается оценке. Доктора наконец предписали ей полный отдых, который, вероятно, является единственным способом, с помощью которого она может восстановить свои силы... Остро осознавая все те тяготы, которые она переносила из-за моего неопределенного состояния здоровья в последние годы, мое сердце ощущает еще большую тяжесть от мысли о том, что мои собственные сыновья добавили и свою йоту к этим тяготам.
Отец заканчивал письмо, запрещая мне или кому бы то ни было другому в семье любое дальнейшее вмешательство в это дело.
Это было совершенно ужасающее письмо. Однако после того, как я перечитал и обсудил его с Пегги, я понял, что оно было совершенно не похоже на письма отца по стилю и содержанию. Отец всегда писал прямо и детально, а это письмо изобиловало окольными оборотами и было бессвязным; даже его подпись, слегка косо расположенная на странице, дрожащая и едва различимая, вероятно, была добавлена позже, чтобы придать письму ощущение законности. Пегги решила, и я согласился с ней, что Марта написала это письмо и далее каким-то образом заставила или побудила отца подписать его. И, как мы обнаружили позже, именно так оно на самом деле и произошло. Доктор отца позже рассказал мне, что письмо было полностью написано Мартой и что отец четыре раза отказывался подписать его. Я ощущал бессилие, однако Пегги была убеждена, что мы не можем бездействовать в этой ситуации.
ПОСЛЕДНЕЕ «ПРОЩАЙ»
Возможность что-то предпринять возникла у меня несколько недель спустя. Я должен был посетить конференцию Ассоциации банкиров резервных городов в Финиксе в начале апреля 1960 года. Поскольку я оказался недалеко от Тусона, я позвонил Мэри, чтобы сказать ей, что приеду повидать отца. Мэри не пыталась отговорить меня, и я полагаю, что она отнеслась с уважением к моей просьбе не говорить Марте о моем предполагаемом визите. Я приехал в Тусон и сначала остановился в Аризона-Инн, где жили Марта и Мэри. Я не видел Марту, но коротко встретился с Мэри, которая сказала мне, что Марта прикована к постели болезнью и не видела отца уже несколько недель.
Я был в шоке от внешнего вида отца: он был настолько слаб, что мог едва поднять голову с подушки. Однако он узнал меня и явно был тронут тем, что я пришел. Я взял его руку в свою и сказал, что люблю его и мы все в семье глубоко обеспокоены его состоянием. Речи о письме не было, однако он специально поднял тему Марты. «Она была ко мне очень добра, - сказал он. - Я надеюсь, что, когда меня не будет, вы, мальчики, не оставите ее своим вниманием».