Банкир

Боец, которого назвали Геннадьичем, отличался от других щуплым сложением, но оттого не был хилее. Было ему под сорок, к СОБРам прописался лет пять назад – до того работал в каком-то техникуме преподавателем истории; потом, по причине двадцатилетнего увлечения каратэ, попал в хранители тела средней крутости персоны; ровно через десять месяцев закончил эту карьеру на больничной койке с тремя пулевыми ранениями и под статьей. Притом искренне считал, что ему крупно повезло: бывшие партнеры по спаррингам и каратэшному подполью теперь пропорционально разместились либо в органах внутренних дел и близких к ним, либо в салонах «мерседесов» или местах не столь отдаленных – это уж кому как покатило. Короче, партнеры из ВД, уразумев, что их «сэнсэй» попал по наивности в чужие разборки, из-под статьи вытащили, а раны сами затянулись. А у Бориса Геннадьевича Грешилова осталась незаживающая обида уязвленного самолюбия: кинул его «персона», как голого лоха, да еще и шкуру попортили… Ко всему, морочить голову малолеткам Грешилов вконец замучился; а потому, когда предложили повоевать с преступностью – влегкую согласился. В Чечне в нем открылся дар рассказчика: бойцы слушали его раскрыв рот, и хотя многие исторические факты он безбожно перевирал, оттого было интереснее и ему самому, и остальным.

– Про что сказку-то?

– Давай про старое.

– Про старое – так про старое. – Грешилов задумался на минуту, словно погружаясь туда, в непроглядную муть отлетевшего времени, в историю, которая, увы, никого ничему не учит.

– Великая Римская империя германской нации развалилась после изгнания Генриха Льва. Страну разорвали в клочья ненасытное властолюбие баронов, интриги завистливых соседей, череда войн, обессилили крестовые походы. Рыцари, младшие сыновья в семьях, кроме титула и храбрости, не получали ничего. По большим и малым дорогам грабили шайки обнищавших феодалов и озверевших до дикости простолюдинов; беззаконие сделалось законом, насилие и смута стали такими же естественными, как любовь. Бароны и рыцари пировали с вассалами в тяжелых цитаделях, окруженные верной охраной и каменными стенами; там, внизу, люди постепенно превращались в скотов, сходя с ума от вечного страха… К тринадцатому веку эпоха высокого рыцарства близилась к закату; наступало безвременье. Могущество и насилие повсеместно заняли место права и правосудия; бароны и рыцари возвели насилие в ранг закона; кто смел, тот и мог. Тогда-то и образовалось Вестфальское судилище.

Вестфалия заключала в себе страну между Рейном и Везером; Гессенские горы составляли ее южную границу, а Фрисландия – северную. Там и были созданы Священные фемы. Люди называли их – Вольные судьи. Главной задачей Вольные судьи поставили себе справедливость: захватить виновных в преступлении, кто бы они ни были, и наказать прежде, чем они узнают об ударе, им угрожающем… И – покарать преступление… Любое. Существование этого тайного общества, как орудия «гласа народа», как защитника его от всех и всяких притеснителей, скрытно поддерживалось людьми, и власть его была хотя и тайной, но оттого не менее значимой, ибо опорой ей служило сочувствие и уважение народа…

…Грешилов вел рассказ неторопливо. Бойцы забыли и об усталости, и о голоде, и обо всем на свете… Люди, вершившие справедливость, были понятны им и близки… Только… Только бывает ли справедливость? И нужна ли она кому? Или – этим понятием все, кому не лень, маскируют собственные алчность и властолюбие?..

– Вот это были мужики! – подытожил Саша Шмаков, когда Грешилов закончил рассказ. – Пока в Думе эти задроты перетирают, что, кому и сколько, пока в Кремле прикидывают, сколько, что и кому, должен кто-то и людей защищать. И от тех, и от этих. А то – что толку? Вяжем мы «солдат», и даже если отправились они по этапу – так у них карьера такая, без этого нельзя. А «генералы» и там, и там сидят, коньячок попивают, и ни хрена не боятся. Нужно, чтобы боялись!

– Саша, Саша… То ж он про немцев рассказывал. Знаешь поговорку? Что русскому хорошо, то немцу – смерть. И наоборот. Анекдот хочешь старенький? Про институток?

– Ну?

– Собрались, значит, после Олимпиады девки из разных там вузов и техникумов, и вопрос самый животрепещущий решают: чьи тетки в Москве центровее?

Покумекали, решили: не фига мужикам вообще за так давать, вон иностранцы правильно говорят: «Любовь придумали русские, чтобы за это дело не платить».

Подумали, пошли в райком, говорят: будем валюту для страны зарабатывать.

Секретарь спрашивает первую, из политеха: «Сколько нужно денег, чтобы переоборудовать общежитие в публичный дом?» Та отвечает: «Тыщу рублей.

Занавесочки на окна, то-се, абортарий…» Спрашивает вторую, из педа. Та:

«Десятку». – «Чего столько?» – «Табличку на здании поменять». Третью, из медучилища: «А вам – сколько?» – «Две копейки. Позвонить, обрадовать девчат, что перешли на легальное положение». Ущучил?

– Что все девки – стервы?