Из-за некоторой военной напряженности и полной засекреченности происходящего можно было подумать, что состоялось подписание договора о капитуляции.
На следующий день американская пресса и впрямь приравняла это краткое заседание к победе во Второй мировой войне и патетически заговорила о некоем «конце осады» etc.
Дело же было вовсе не в 1945 году, как можно было подумать, а 9 апреля 1995 года. И за столом переговоров председательствовал не героический генерал Макартур, борец с японским милитаризмом.
Решающую подпись на документах, порхавших над 20–метровым столом, поставил 40–летний Эдгар Бронфман-младший, внук одного находчивого выходца из малороссийского гетто.
Эдгар Бронфман-младший называет своего деда «мистер Сэм», а отца коротко – «Эдгар».
Пару лет назад Эдгар-младший женился на Клариссе Элкок, богатой венесуэльской наследнице с внешностью фотомодели. Невесте пришлось по этому случаю пережить неприятную беседу с собственными родителями – бескомпромиссными католиками:
«Я должна вам сказать о нем три вещи. Во-первых, он еврей. Во-вторых, разведен. В-третьих, у него трое детей».
(Несмотря на этот сокрушительный набор, свадьба состоялась. При участии раввина, католического епископа, баптистского священника и полутора тысяч гостей.)
К перечню из «трех вещей» можно было бы добавить несколько еще более выразительных деталей из истории семьи Бронфманов. Но в этом случае у Клариссы было бы еще меньше шансов на родительское благословение.
Например, то, что юность Эдгар провел главным образом в Голливуде, где волочился за актрисами и сочинял шлягеры.
А также то обстоятельство, что отец Эдгара-младшего, Эдгар-старший, и сам женился незадолго до второй свадьбы собственного сына. Причем уже в пятый раз.
(Более того, Эдгар-старший умудрился два раза подряд жениться на одной и той же голливудской очаровательнице, Джорджине Вебб, – третьим и четвертым браком. Возможно, исключительно по рассеянности.)
Не говоря о том, что основатель династии «мистер Сэм» Бронфман был еще в начале века более всего известен как хозяин сети небольших отелей на американо-канадской границе. Отели Бронфмана ни в коем случае не конкурировали с Hilton и, по мнению большинства, представляли собой уютные интернациональные бордели.
(В конце 1950–х «мистер Сэм», разъяренный тем, что его не принимают в изысканных клубах, совершил несколько попыток задним числом улучшить собственную биографию. И даже завел для этой цели домашнего летописца.
На вопрос о пресловутых отелях он, в конце концов махнув рукой, говорил: «Даже если это и были публичные дома, то, бесспорно, самые лучшие в Америке». Чего, надо заметить, никто никогда и не стремился опровергнуть.)
Короче говоря, жизнеописание трех последних поколений рода Бронфманов вряд ли отвечало католическим идеалам.
К утешению родителей Клариссы, возлюбленный их дочери посылал ей ежедневно по две дюжины то роз, то орхидей и был начисто лишен одного недостатка, смертельного для порядочного жениха.
Ни один человек на свете не рискнул бы утверждать, что Бронфман-младший беден.
У «мистера Сэма», кроме публичных отелей, имелась еще одна слабость, которая в ХХ веке сделала не одного американца миллионером. Нет-нет, речь не о нефти, к нефти он был совершенно безразличен.
Сэм Бронфман был страстным торговцем спиртными напитками разнообразной крепости. Фамилия же его, как это ни забавно, в переводе с идиш означает не что иное как «коньячный человек».
Несложно догадаться, что в годы сухого закона дело рода Бронфманов превратилось в империю. Известие о запрете на спиртное в США вызвало на лице Сэма блаженную улыбку.
Немалую роль сыграло и то обстоятельство, что сам господин Бронфман был по паспорту и месту жительства гражданином Канады.
С одной стороны, американцы не имели права ни производить, ни продавать, ни потреблять крепкие напитки.
С другой стороны, канадское государство не имело ни возможности, ни желания запрещать тем же гражданам США закупать и распивать спиртное в Канаде.
С третьей стороны, граница если и была на замке, запор этот был вполне условным.
Чем ожесточеннее американское правительство боролось с зеленым змием, тем счастливее выглядел канадский виноторговец Сэм Бронфман, которому ради удовлетворения потребностей клиентуры пришлось срочно открыть собственный ликеро-водочный завод.
В конце 1920–х «истребление» алкоголизма продвинулось столь успешно, что Сэм прикупил к заводу еще и фирму Seagram, специализирующуюся на джине.
То, что сухой закон прикажет долго жить, разумеется, бутлегеры понимали. И с тоской предчувствовали скорый конец сладостного процветания. В отличие от большинства, «мистер Сэм» имел особую точку зрения на эту проблему. Он терпеливо ждал конца «великой эпохи» и расширял производство.
В одно прекрасное утро 1933 года, когда сухого закона не стало, у него было все: поставщики, налаженное производство, отработанная система доставки, многолетнее знание рынка, прекрасные отношения с потребителем.