Баннерет

Наконец, нестройная колонна, возглавляемая двумя телегами с раненными, тронулась в обратный путь. Шли медленно и молча. Говорить было особо не о чем. На душе скребли кошки.

Они прекратили скрести, когда я увидел того самого паренька, которого совсем недавно ударил навершием меча в висок. Он так и лежал не подвижно. А рядом с ним прямо в пропитавшейся кровью грязи на коленях стоял какой-то мужик. Стоял и едва заметно содрогался от беззвучных рыданий. Парень был мёртв. Кошки прекратили скрести. Вместо этого они начали гадить.

Возле ворот пришлось немного задержаться. Запиравший их засов застрял в скобах и бандиты никак не могли его вытащить, чтоб открыть створки и выпустить нас наружу. Пока стояли я то и дело невольно косился в сторону сожжённой хаты. И, похоже, мой взгляд не остался не замеченным.

— Сильный тута вчера, милсдарь рыцарь, пожар был, — кашлянул предводитель бандитов, скользнув взглядом по закопчённым брёвнам — Не смогли потушить, пока оно всё не прогорело.

— И кто там жил? — машинально поинтересовался я.

— Да вы сходите, сами посмотрите. Все, кто жил, там и лежат. Никого не удалось спасти из огня.

Не знаю, что меня тогда дёрнуло. Любопытство? Муки совести? Самая обыкновенная дурь, ни с того ни с сего ударившая мне в голову? Не знаю. Но в последствии я очень долго ещё жалел об этом решении.

Крыша хаты провалилась внутрь. Брёвна стен обгорели, но каркас избы всё ещё держался. Словно изъеденный заразой, почерневший от времени пенёк зуба, он стоял в самом конце улицы, служа живым напоминанием о нашем ночном нападении.

Я подошёл. Осторожно заглянул внутрь. Поначалу не увидел ничего, кроме сажи и обломков крыши, обгоревших остовов мебели подёрнувшихся тонкой плёнкой серого пепла. А потом мой взгляд наткнулся на какую-то странный холмик, возле печи. Я пригляделся повнимательнее. Закрыл глаза. Шумно выдохнул. Там были обугленные трупы. Один явно принадлежал взрослому человеку. Огонь не смог слизать всё мясо с его костей, так что в останках безошибочно можно было угадать девушку. Или женщину.

Она прижимала к себе ещё два обугленных тельца. Небольших. Явно принадлежавших детям. Третье, скорчившись в позе эмбриона лежало у её ног, хватаясь за них почерневшими костяшками пальцев.

В нос ударил сладковатый запах обугленного мяса. К горлу подкатил мерзкий, липкий комок, тут же настойчиво попросившийся наружу. Голова закружилась. Я опёрся рукой на обгоревший косяк, стараясь не упасть.

— Что там? — где-то позади меня послышался голос Айлин.

— Уйди, — слова застревали в глотке. Драли её стенки, никак не желая прорываться наружу, — Не смотри. Не нужно.

— Нужно, — голос стал ближе. В нём появились какие-то странные безразлично-отчуждённые нотки, — Я должна…

— Нет! — глухо прорычал я, мотая головой и пытаясь прийти в себя — Бернард, уведи её отсюда! Живо!

Сержант попытался схватить девушку и оттащить её в сторону. Но та ловко вывернулась из его хватки, в два шага подбежала ко мне, заглянула в проём и… застыла, как вкопанная. Её лицо сначала побледнело. Затем на нём появился зелёноватый оттенок. В голове промелькнула мысль, что сейчас девушку снова будет рвать, но я ошибся.

Она медленно повернулась. Посмотрела на меня долгим, ничего не выражающим, пустым взглядом. И слегка пошатываясь, побрела обратно к войсковой колонне. Двигалась дёрганно. Механически. Будто кто-то только что вынул из неё всю жизнь, привязал к рукам и ногам верёвочки и теперь дёргал за них.

— Идём, — положил мне руку на плечо Бернард, — По себе знаю: чем дольше смотришь, тем хуже будет. Так что лучше бы нам убраться отсюда. Убраться, как можно скорее.

Я не стал спорить. Ещё раз закрыл глаза. Шумно выдохнул, пытаясь привести мысли в порядок. И быстрым шагом вернулся к солдатам, стараясь не оборачиваться. Не смотреть назад.

Поравнявшись с остальными, выразительно посмотрел на Бернарда. Затем на побледневшую Айлин, которая так и не произнесла ни слова. Сержант понял меня без слов. Приобнял девушку за плечи и мягко, но настойчиво отвёл в сторону. Так, чтобы она ничего не услышала. Айлин не сопротивлялась. Похоже, ей было уже всё равно.

— Кто там был? — спросил я, повернувшись к бандиту.

— А сами не видели, чтоль? — будничным тоном поинтересовался он, — Дети там были. Сироты из Риверграсса. После последней войны, много там сирот осталось. А это — те, которых мы смогли найти в окрестных чащобах.

— Что они делали в лесу? — слова всё ещё давались мне с трудом. В носу ещё стоял сладковатый запах палёного мяса. Но головокружение прошло, и липкий комок, настойчиво просившийся наружу, исчез.

— Как что, — непонимающе уставился на меня разбойник, — Хворост, значица, собирали. Или об этом вам Пешик тоже ничего не рассказал?

Я отрицательно покачал головой, косясь на стоявшего рядом с нами Гарвела. При последних словах бандита, десятник заметно напрягся. Но ничего не сказал.