Все на баньши! — взревел пройдоха, и мои друзья повернули ко мне свои угрюмые лица с черно-красными глазами. Я беспомощно посмотрела в черно-красные глаза Майора, захотелось плакать.
— Так, Гольцова. Нехер сырость разводить! — мысленно встряхиваю себя и внимательно осматриваю всех парней. Увы, весь рейд недобро смотрит на меня своими черно-красными глазищами, кроме моих монахов. Весь клан начинает угрожающе наступать на меня. А я понимаю, что не смогу с ними драться в полную силу. Блин, это же мои парни! Надо валить костяного ушлепка. Даю монахам задание отловить и обездвижить Пройдоху. Когда мой танк надежно фиксирует беснующегося мелкого, пока остальные монахи закрывают нас от моих бывших соклановцев своими телами. Я выворачиваю карманы разбойника и достаю заныканную иголку. По размеру это, скорее, небольшая золотая арматурина. Надо потом у милого спросить, откуда вообще берется вся эта арматура и зачем она нужна. Ну, не верю я, что единственное ее предназначение — быть оружием у пьяных гопников! Опасливо примериваюсь, смогу ли самостоятельно сломать эту «иглу».
Сжимая иглу подхожу ближе к Кощею. Мне наперерез несется ручей, кастую на него косу и следом крик. Протыкаю добежавшего до меня мага мечом. Моих монахов Ручей просто расшвыривает потоком воздуха, паразит стихийный. Ручей падает на пол Тронного Зала у моих ног мертвым телом, а я искренне надеюсь, что все эффекты нейтрализуются после воскрешения в замке. А если нет?
— Слышь, дед, отпусти моих друзей, иначе этот день станет последним в твоем существовании! Кощей громко хохочет. Издевательски глядя на меня. Ну, сам напросился! Стоп. А что там насчет поговорить?
— Дед, или ты сам помереть хочешь, и только нас ждал, чтобы мы помогли?
Отправляю своих монахов шпынять Горыныча, а сама снова пою, но теперь уже для воскрешенного кота. Кот танцу поддался и забавно покачивается на лапах, повиливая хвостом. Вот и Горыныч «лег», а мой танк, войдя в раж продолжает пинать ногами дохлую тушу трехголового ящера. Отзываю монахов.
— Тебе не понять, как это обременительно жить на свете так долго! Я похоронил всех, кого любил! Бессмертие — не дар, а проклятие! Если ты можешь избавить меня от него, я щедро отблагодарю — забирай все, что видишь в этом зале! А твоих друзей я не трогал. Не убивай Баюна! Это очень редкий вид ученых котов! — внезапно доносится до меня скрипучий старческий голос Кощея. Похоронил он, как же… Своими руками и заживо? С этого трупяка станется. Все любят котиков, ага. Какая все-таки пошлая банальщина! Баюн с отвоеванным куском мяса в пасти трется о мои ноги, подхалим блохастый! Монахи окружили меня плотной коробочкой и продолжают преданно охранять, хотя, по сути, уже особо не от кого. Горыныч сдох. Баюн резко стал мой преданный фанат. О, да я со своими песенками могу стадионы нежити собирать! Похлеще любых блестящих-шелестящих! А Кощей смотрит на меня с надеждой и каким-то вожделением.