Баопу-цзы

Некто сказал: «Мужи высших способностей обретают Дао-Путь, даже находясь в рядах трех армий. Мужи средних способностей обретают Дао-Путь, даже живя в больших городах. Мужи низших способностей обретают Дао-Путь только среди гор и лесов. У всех представителей этих трех категорий людей снадобье бессмертия получилось. При этом никто из них не пожелал вознестись на небо. Ведь те, кто находился в трех армиях, достигли неуязвимости, и ни один клинок не мог нанести им раны. А те, которые жили в большом городе, достигли такого состояния, при котором они оказались защищены от всех человеческих горестей. И только низшие по способностям мужи не достигли ничего, поэтому они так и остались в горах и лесах. Я говорю об этом не к тому, что все мужи высших способностей, начинающие учиться великому Дао-Пути, должны обязательно служить в трех армиях или жить в больших городах и что только там они смогут обрести Дао-Путь. Просто следовать учению Хуан-ди и Лао-цзы можно и в наши дни, никуда при этом не уходя».

Некто спросил: «Если даосизм — это источник и корень, а конфуцианство — это верхушка и речной поток, то, применительно к нашей судьбе, какие еще малые различия и в каких делах существуют между ними ныне?»

Баопу-цзы сказал: «Вот чему учит конфуцианство: постижению посредством созерцания небесных знаков наверху и свойств очертаний земли внизу[493], трем тысячам правил круговращения, искусствам наступления, сохранения, продвижения и отступления, доктрине, согласно которой надо пренебрегать собой и ценить долг-справедливость, делам радости и скорби, музыке и ритуалу, а также заботе об управлении людьми и благе простолюдинов[494].

А вот в чем заключаются дела даосов: в отбрасывании мудрствований о внешних вещах, в омовении и очищении сердца от всякого коварства, в забвении о богатстве и избавлении от знатности, в предотвращении принуждения и поощрении самоограничения, в том, чтобы не огорчаться, когда все потерял, и не радоваться, когда что-то получил, и в том, чтобы не горевать о хуле и не восхищаться хвале. Конфуцианцы совершают жертвоприношения и молятся о счастье, а даосы шествуют по пути истины, попирая зловерие[495]. То, что ценят конфуцианцы, это власть и польза, а то, что почитают даосы, это отсутствие желаний. Конфуцианцы исчерпывают свои таланты ради славы и пользы, даосы объемлют Одно ради одиночества и блага. Конфуцианцы наставляют в правилах, рассчитанных на непрестанную зубрежку и соперничество, даосы повторяют учение о заповедях, направленных на забвение чувств.

Если говорить о даосах, то их дело — благое самосовершенствование для достижения цели, их пребывание — жизнь в сообществе людей, отказавшихся от вражды, их принципы упорядочения — успешно пресекать беды, когда они еще не проявились, их поведение — заботиться о благе существ и не считать это за добродетель, их образ жизни — искусно применять все силы сердца, благостно созерцая народ, их упокоение — жить в благе истины и не замыкаться в себе. Эти принципы царят и начальствуют над учениями всего множества философских школ и являются праотцем и прародителем доктрины гуманности и справедливости. Вот что следует сказать о принципе, отличающем даосизм от конфуцианства, если говорить кратко: одно — голова, а другое — хвост, одно возносится ввысь, другое тонет в грязи. И тут не может быть никаких перемен».

Некто сказал: «Конфуцианцы — последователи Чжоу-гуна и Конфуция. Их письменные тексты — шесть канонов, а эти книги есть то, откуда проистекают деяния по упорядочению мира и установлению правды. Они суть мерило установления личности и ее поступков, их действие распространяется вдаль и вширь, а дела, основанные на их учении, — драгоценны. Деяния, вдохновляемые ими, велики, а слова их прекрасны. И если руководствоваться ими, то и государство, и семья непременно окажутся под надежным контролем и управлением.

А даосы не следуют учению о ритуале, не смотрят на великие принципы морали; как лисы и барсуки, они живут среди трав и вод, как макаки и прочие обезьяны, они живут в лесной чащобе и на горных склонах. Они ведут себя, словно начальники и хозяева, но их соседи — просто деревья и камни. И они, и их друзья-обезьяны равным образом «ходят на восток»[496], сбиваясь с пути, а также забыв сладкий вкус мальвы»[497].

Баопу-цзы сказал: «Ваши слова цветисты и фразы вычурны, вы не цените простых и прямых слов. Вы словно бы атаковали мое невежество, чтобы избавить меня от заблуждений. Я уже объелся вашими рассуждениями и никогда больше не захочу, поверьте, вновь сравнивать с вами принципы сущего и оценивать, какие из них хороши, а какие нет; это все равно что попусту шевелить губами.

Ведь безучастно созерцать, как ребенок падает в колодец[498], отнюдь не идеал для человека, наделенного гуманностью. И можно ли назвать приверженцем идеала всеобщей любви[499] того, кто безразлично наблюдает, как слепец наталкивается на столб? Но если говорить об общем смысле ваших слов, то я грубо и попросту отвечу на ваши речи.