- В совете не совсем все тихо, - наконец говорит мент, - но к тебе это никакого отношения не имеет. Так что почему вдруг Шустов оббивает твой порог, мне неизвестно.
- А в городе, Ярослав?
- И в городе. Ничего выдающегося.
- Ты стал скучным, Волков.
- Стараюсь, - улыбается Гад мне в трубку, вызывая у меня короткий смешок. Вполне искренний смешок.
- Старайся лучше. И так, для информации, - я беру в руки шар 8, переворачиваю, смотрю и давлю улыбку, - Шустов хочет получить себе собирательницу. Точнее, ее список. Очень хочет. Так хочет, что осмелился говорить про совет и даже смотреть мне в глаза.
- Кого-то конкретного?
Я снова переворачиваю шар, снова смотрю и опять давлю улыбку.
- Никаких имен, Волков. А иначе какой из меня бизнесмен?
- Херовый из тебя бизнесмен, Зарецкий. Всегда был, а вот хитрожопая тварь – вполне себе приличная.
- Черт, - хмыкаю, - я все-таки рад, что ты вернулся, - и кладу трубку, возвращая шар на место. Его когда-то для меня зарядила карельская шаманка. И теперь этот кусок слоновой кости выдает на редкость «осознанные» ответы.
В первый раз: «не насрать ли тебе?», во второй – «передумай». Забавная игрушка. Я уже собираюсь поднять внутренний телефон и заказать себе что-нибудь пожрать, когда дверь в кабинет открывается и на пороге застывает напряженный Вэл, заставляя меня недоуменно приподнять брови.
- Там, внизу… - он осторожно закрывает за собой дверь, но внутрь не проходит, мнется у порога, - я вторую неделю ее выгоняю, но она все приходит….
- И?
- Снова пришла… опять зареванная. Слушай, она напрягает посетителей. Ее ж прибьют, - частит раздраженно бармен, но понятнее мне ни хера не становится. – Ты не подумай, мне ее не жалко, но я кровищу потом с пола вытирать задолбаюсь. В твоей дыре отвратительный пол, Аарон. Он даже воду впитывает лучше, чем чертовы бумажные полотенца, а она…
- Остановись, - вскидываю я руку. И Валентин замолкает под моим взглядом. – А теперь давай сначала: кто приперся и в чем проблема?
Бармен трет виски, кривит губы, бросает очередной раздраженный взгляд на стеллаж, где стоит банка со все еще дергающимся внутри духом, вздыхает.
Я жестом указываю ему на соседнее кресло.
- Девчонка приходит, - кривится Вэл, все же опускаясь напротив, снова косясь на урну. – Хорошенькая, но тупая до ужаса. Понятия не имею, откуда она узнала про тебя и «Безнадегу». Вторую неделю подряд, - очередной косой взгляд на глиняный горшок. – Хочет с тобой встретиться, говорит, что может заплатить. Сопли по лицу размазывает, - он сжимает переносицу, хмурится, потом вскидывает взгляд на стеллаж. – Что это за хрень? – все-таки не выдерживает.
- Волшебный горшочек, - кривлюсь я. – Не отвлекайся. Почему не пускаешь ко мне и что с ней не так?
- Она – человек, Аарон. Стопроцентный, мать его, человек.
- Твою ж... – тяну я.
Человек? В «Безнадеге»? Серьезно? И Волков говорил мне, что в городе ничего не происходит? Да тут люди по барам иных шляются…. Никак апокалипсис грядет.
- Пусти ее ко мне. И пожрать пусть чего-нибудь притащат.
- Аарон, ты уверен? Она ж…
- Тупая, - киваю согласно. – И упрямая. Веди ее сюда. Мне убийства людей на моей территории не нужны.
Вэл кивает и через секунду исчезает за дверью.
А я снова беру в руки шар.
«Дебил», - говорит мне заклятая на крови карельской шаманки черная слоновья кость.
- Разобью, - улыбаюсь я и ставлю шар на место.
Бурубуру продолжает стучать и скрестись в своем горшке. Я кошусь на него почти так же, как Вэл, а потом меня вдруг осеняет. У меня для этого духа найдется подходящее местечко, главное, найти труп.
Глава 3
Я лениво перебираю ногами к дому, в руке пакет из фуд корта, в ушах – Боб Дилан. Настроение под стать погоде – лениво-меланхоличное. Боб поет о том, как он «стучит в врата рая», и мои губы растягиваются в улыбке. Потому что нет ничего наивнее этой песни. Нет ничего наивнее этой грусти. Но это очень сладкая наивность. Очень радостная грусть. У нее вкус сахарной ваты из детства и диснеевских черно-белых короткометражек. Мне нравится то, что я слышу. И голос с небольшой хрипотцой, и легкий ритм, и звуки электрогитары, и в общем-то незатейливый ритм.
Он очень теплый, какой-то… халатно-махровый, мягко-шерстяной, с пузырьками колы на языке. Той самой колы, в которой количество сахара превышает все разумные пределы, той самой колы, в полупустую бутылку которой так классно дуть, так классно слышать свист.
Мне очень нравится.
Нравится ровно до того момента, как сквозь шум улицы и бархатистый голос к сознанию пробирается какой-то совсем другой звук.
Тонкий, неприятный, писклявый.
Этот звук заставляет меня остановиться и вытащить наушник в поисках его источника. Потому что… потому что мне кажется, что я знаю, что это за звук. И мое предположение мне совершенно не нравится. Оно тут же портит настроение и нагоняет тревоги. И солнечные лучи уже не льются из динамиков.
И вот этот противный звук раздается снова, чуть ли не из-под моих ног. Я напрягаюсь сильнее. Хмурюсь даже.
Поворачиваюсь и опускаю глаза вниз, хмурюсь еще сильнее.