- Да. Вполне, - невозмутимо кивает док. – У него общее истощение, блохи и…
Он говорит дальше, но я не слушаю. Просто отключаюсь. Смотрю, как двигаются губы, как сосредоточенно и серьезно он мне что-то втолковывает, но не слышу. Потом нахожу взглядом кота. Он сидит на столе, пялится под собственные лапы, на собравшуюся там в гармошку ткань. Шевелит своими локаторами. Док продолжает вещать. В конце концов я решаю, что Алексея пора остановить, и обрываю его на полуслове.
- Ладно, я поняла. Проблем много. А поэтому я хочу, чтобы его вылечили и привели в порядок. Сама за ним смотреть не смогу, поэтому предпочту оставить у вас.
- Вы уверены? – переспрашивает врач как-то упрямо.
- Да.
- На это может уйти несколько дней, - теперь хмурится.
- Мне подходит, - киваю.
- И будет дорого стоить, - продолжает давить непонятно на что мужчина.
- Без проблем. И… док, это все-таки мальчик или девочка? – спрашиваю, поднимаясь на ноги, косясь опять на оборванца.
- Мальчик, - растерянно кивает животный врач, оставаясь сидеть. Выражение на его лице становится снова немного растерянным.
- Ну и отлично, - улыбаюсь. – Как у вас с оплатой? После? До? Пятьдесят на пятьдесят?
- Последнее, - совсем уж теряется Айболит. Хотя чего теряется, мне совершенно неясно. Еще несколько минут назад он выглядел вполне уверенно. Но уже в следующую секунду Алексей как-то пристально смотрит на меня и задает странный, на мой взгляд, вопрос:
- Вы ведь не собираетесь его оставлять себе? – серые глаза разглядывают так внимательно, как будто я на суде. На том самом, который последний.
- Нет. Как только вылечите, отдам в приют или вывешу объявление в сети.
- Зачем тогда тратитесь? – задает врач следующий вопрос, задает и замирает в ожидании моего ответа.
И наступает моя очередь теряться. Потому что я не знаю, что ответить. Как-то… само собой получилось. А ведь дядька прав – кота в приют сдать можно и без лечения. Но кот такой… с этими соплями и своими огромными ушами. Страшненький. Ну и не думала я особенно.
Да и пофигу… Трачусь и трачусь.
- Так вышло, - развожу руками в стороны в итоге. – Не знаю.
- Ага, - чему-то усмехается док и утыкается в компьютер, снова стучит по клавишам. – Мы позвоним вам, когда Вискаря можно будет забрать. И лучше все-таки забирать с переноской, а не с рюкзаком, и на машине, а не на мотоцикле. Для животных дорога и так стресс…
- Ладно, - соглашаюсь, снова перебивая, опасаясь, что разговор опять затянется. На машине так на машине.
В углу стола жужжит принтер, рассеивая вдруг повисшую тишину, док вытаскивает из него бумажку, протягивает мне, поднимаясь.
Квитанция.
- Внизу на стойке оплатите.
- Хорошо, - снова киваю, а мужик уж совсем широко улыбается, провожает меня к выходу. Кот невозмутимо лежит на столе, ну или делает вид, что невозмутимо. Открывает глаза-плошки, когда я прохожу мимо, но позы не меняет.
На оплату уходит не больше минуты, а потом я с удовольствием выскальзываю из ветеринарки на улицу, трясу головой, чтобы упорядочить мысли, глубоко втягиваю в себя воздух и отправляю рюкзак в ближайшую мусорку.
Хорошо, что я додумалась вытащить из него все прежде, чем совать туда кота.
Потом, как всегда, надеваю сначала гарнитуру, после – шлем и запрыгиваю на своего любимого монстра. Меня дома ждут сериал и вкусная еда, и мне очень хочется поскорее к ним. Ветеринарка, несмотря на весь свой лоск, странно угнетает. И пугает.
Вечер проходит за сериалом, вьетнамским фо и поиском приюта для кота. А утром меня ждет сюрприз в виде внепланового трупа. Сюрприз вдвойне неприятный, потому что, судя по всему, это авария. На трассе. И доставать душу из тела придется… это будет примерно так же, как выковыривать сайру из консервной банки, по которой проехался асфальтоукладчик.
Блеск!
До аварии остается час, ехать в другой конец города, на север. Трасса Питер – Москва.
Дважды блеск!
Я закидываю в себя чашку кофе, хватаю ключи от мотоцикла, кошусь за окно. Льет как из ведра, небо – свинцовое, тучи такие плотные, что кажется, небо вот-вот рухнет на грешную землю. Мой сладкий мальчик – не лучший выбор для такой погоды, но вариантов у меня немного: МКАД стоит, Ленинский стоит, Калужское стоит, Можайка, Минское, Каширка. Алиса говорит, что пробки десять из десяти, в чате ругаются водители...
Господи, чтоб у моих любовников так стояло.
Я выскакиваю из дома, ощущая, как в затылок дышит холодом время, как мурашки бегут по рукам и шее, как липнет к телу экип, как вдруг жутко неудобными становятся перчатки. У меня плохое предчувствие. Это не интуиция, у меня нет этой штуки, вместо нее у меня опыт. И он, сука, твердит, что труп простым не будет.
Асфальт мокрый, скользкий, дождь льет не переставая, бьется, как озверевший, в защитное стекло, от студеных капель на шее спасают только подшлемник и высокий ворот термофутболки под курткой. Москва стоит намертво, гудит и пищит басовито-низкими, визгливо-высокими, пронзительно-оглушающими, короткими и длинными голосами клаксонов и сирен. Странно, что при таком дожде и при таком трафике труп у меня сегодня всего один.