Бар «Де Бовуар»

У Полины, доедавшей ужин тут же, на кухне, заложило уши от материнских воплей. Она никогда не понимала, почему мать пытается почти любой разговор превратить в скандал и любое несогласие воспринимает в штыки.

– А я вас просил меня отмазывать? – Димка говорил сдержанно, но Полина чувствовала, как он весь кипит от злости. – Институт – это же твоя идея, не моя. Ну пошел бы я в армию, что такого. Папа же служил.

– Хочешь, как отец, да? – мать раздула ноздри. – На завод пойдешь, на зарплату двадцать тысяч? Или у нас на шее висеть собрался?

– Ничего я не собрался, – пожал плечами Димка. – Я в Питер переезжаю, там буду работать.

– И вали! Давай! Когда шишек там, в Питере, себе набьешь, обратно не возвращайся! Вырастили на свою голову тварь неблагодарную!

Она встала и нервно прошлась по кухне.

– Чего сидишь? Иди, собирайся. Вали! В Питер он переезжает. Родителям, которые тебя кормили-поили, помогать не собираешься? А? Что молчишь? Может, скажешь что-нибудь?

– Можно я скажу, что ты меня заебала? – громко и отчетливо произнес Димка.

Полина в страхе вжалась в стул. Она ожидала, что мать закричит и набросится на Димку, но та только остановилась, хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Димка хлопнул дверью. На кухню вошел заспанный после ночной смены отец.

– Что у вас тут? – недовольно осведомился он.

– Ты знал? – набросилась на него мать. – Он институт собрался бросить, в город переезжает, работать будет, видите ли.

– Ну да, а что такого? – отец подошел к графину с водой и залпом осушил половину. – Не нужен ему этот институт, пусть пойдет, поработает, жизнь самостоятельную начнет. Глядишь, мужиком станет.

– И что, тебе это нравится? Это все дружки его, с толку сбили.

– Нечего дружков винить, сам захотел, пусть сам и расплачивается. Я считаю, это правильно.

– А то, что мы тянули его всю школу, столько деньжищ угрохали, это правильно? Правильно Люба Решеткина говорила: не делай добра, не получишь и зла. Вот Ксюшка, Колькина дочь, тоже вздумала было учебу бросить, так он…

Отец со стуком поставил графин на стол и вытер губы:

– Заебала ты меня со своими Решеткиными.

Он вышел. Полинина мать медленно опустилась на стул, глядя перед собой, губы ее шевелились, как в беззвучной молитве. Наконец она заметила Полину:

– Пюре доедай. И тарелку помой, я за тобой убирать не буду.

Дима переехал в город. Полина долго ничего о нем не слышала, мать не упоминала о брате, словно его никогда и не было. Отец, по-видимому, все же общался с Димкой и иногда говорил Полине, когда матери не было рядом: «Привет тебе от брата» или «Димка звонил, про тебя спрашивал, как у тебя дела».

Через несколько лет примирение все-таки состоялось. Димка приехал в гости и привез знакомиться свою невесту Элечку. Миниатюрная Элечка не была красавицей, но излучала такую теплоту и обаяние, что даже недоверчивая подозрительная мать немного оттаяла и под конец вечера они вполне оживленно болтали. «Девочка ничего такая, – делилась мать с тетей Любой Решеткиной. – Нормальная вроде». На вопрос, чем занимается девушка Димки, мать фыркнула: «Музработник в детском саду. Найти работу получше мозгов, наверное, не хватает».

Дима начал приезжать к ним чаще. Коротко поздоровавшись с матерью и попив чай с отцом, он брал Полину погулять или в кино. На обратном пути они непременно заезжали в «Макдак»: Полина обожала молочные коктейли, а Димка всегда брал «бигмак» с огромной порцией картошки фри.

Иногда они приезжали на парковку перед недостроенным заброшенным торговым центром, он пересаживал ее за руль и учил водить:

«Что ты делаешь? Плавнее переключай передачу. Да не вцепляйся ты так в руль, расслабься».

Димка мог быть жестким, требовательным, бескомпромиссным, но он никогда не кричал, не обзывался и не унижал Полину. Элечка была очень добра и приветлива к ней, перед приходом Полины к ним в гости старалась приготовить что-нибудь вкусненькое и неизменно восторгалась ее рисунками. «Будь она лет на десять старше, могла бы быть моей матерью», – думала Полина. Именно такую маму она считала идеальной: чуткую, ласковую, понимающую.

Она смутно догадывалась о настоящей причине такого нежного к ней отношения: уже несколько лет Дима с Элечкой пытались зачать ребенка, но пока не получалось. «Гормоны, – как-то обронила она. – Все время сижу на таблетках, то на одних, то на других». Нерастраченный материнский пыл Элечка переносила на Полину и на малышей, которых учила музыке и ритмике в частном детском саду. Полина невольно задавалась вопросом: почему так получается, что равнодушным женщинам завести ребенка – раз плюнуть, а тем, кто создан для материнства, приходится прикладывать неимоверные усилия.