В июне, на большом ежегодном собрании «Евробука», на котором она «не могла не показаться», какой-то мальчик подошел поприветствовать Жоса, кто-то из вновь прибывших в комитет Ланснера. Он говорил с ними, не убирая руки с плеч молоденькой девушки, почти подростка. Представляя малышку, он сообщил им, ей и Жосу — да еще с каким воодушевлением! — об их предстоящей свадьбе. Он подчеркнул, что церемония состоится в самое ближайшее время.
— Почему так скоро? — спросил Жос.
Тогда девочка с преисполненной веселости улыбкой и взглядом, перебегающим от Жоса к Клод, как если бы она хотела убедиться в своей возможности их соблазнить, прошептала: «А как же? Я ведь уже с начинкой…» И так мило прозвучало это признание, эти пикантные слова в детских устах, что Жос разразился смехом и обнял малышку. Она же, Клод, — она не может без стыда вспомнить об этой минуте — повернулась к ним спиной и отошла. Она не могла вынести тех образов, которые воскресила в ней радостная фраза малышки: переживание семейств, причиняющие боль слова, потом снисходительность, спешка, начало лета, быстро деформирующееся тело, а через шесть месяцев крики, сияющие глаза. Начало мира… Начало мира на розах! «А я, где буду я?» Вопрос привел ее в ужас, но остался в ней навсегда. Отныне она его видела тонкой пленкой лежащим на лицах, она слышала его, разъедающего самые невинные слова. Он налетал на нее, подобный холодному ветру. Она постоянно дрожала, хотя стояла прекрасная, теплая, весенняя погода, и Жос укрывал ей плечи шалью, пиджаком, рукой. Возможно, если бы она сразу же с ним поговорила, ей бы удалось потом уйти от этого наваждения или хотя бы его укротить. Но поскольку она тогда промолчала, впоследствии было уже слишком поздно говорить, и она навсегда осталась наедине со своим чувством враждебности ко всем проявлениям буйства жизни. Услышав по радио в машине популярную песню, она разрыдалась: припев «А я, а я, а я…» — прозвучал жалким эхом той единственной мысли, которая в ней отныне жила.
— Ну, Жос отдает швартовы, — прошептал кто-то.
— Вы в самом деле думаете, что издательство находится под угрозой, или только Жос?
Клод поднялась с уверенностью женщины, которая всегда осознавала себя красивой, и удалилась, худая, мрачная, отмеченная печатью совершенства. Она кусала себе губы, а черные очки скрывали ее глаза. Никто, оказывается, просто не заметил ее присутствия.
— Что происходит? — спросил Гевенеш.
Ему вдруг стало стыдно. «Но я же не знал…» Он встал и пошел за Клод, чтобы ее догнать. Потом остановился в нерешительности. Что бы он ей сказал? А, кроме того, возможно, она и не слышала его слов.
МЮЛЬФЕЛЬД И АНЖЕЛО
Писать историю Издательства Форнеро с самого начала (аббревиатура ЖФФ появилась только в 1956-м году) — это значит рассказывать об упорной работе, которую увенчала сверхъестественная удача. Время невероятного упорства и трудностей: с 1953-го по 1957-й год. Внезапный блеск богатства и славы: публикация осенью 1957-го года «Ангела», первого романа никому не известного двадцатичетырехлетнего Жиля Леонелли.
Журналистская легенда так быстро взяла на вооружение этот эпизод — один из самых эффектных в истории послевоенного книгопечатания во Франции, наряду с триумфом Пьера Даниноса и Франсуазы Саган, — что представляется необходимым изложить его перипетии в развитии.