Бар на окраине (СИ)

Дашка Басова, в девичестве Пискунова, жила в собственном двухэтажном доме, доставшемся ей от мужа, внезапно пропавшего года два назад и через некоторое время всплывшего где-то на другом конце Земли. Он исчез безо всяких объяснений, а потом, когда Дашка уже отчаялась где-либо его обнаружить, неожиданно позвонил и оповестил о том, что обрел в жизни новый смысл и понял, что для постижения своей миссии на земле ему необходимо отречься от всего, что было раньше. Беседа была недолгой, Дашка ничего не поняла, за исключением того, что муж больше не вернется. Сначала ей было тяжело привыкать к новым жизненным условиям — муж занимался фармацевтическим бизнесом, и Дашка нигде не работала и практически ничего не умела. Ненадолго впав в панику, она, однако, не отчаялась, а вскоре открыла в себе талант швеи, окончила курсы и стала шить на дому и попутно сдавать нижний этаж огромного дома. Потихоньку жизнь начала налаживаться, и сейчас у нее своя сложившаяся клиентура, люди обеспеченные, и, в общем-то, даже хорошо, что все так случилось. Видимо, правду говорят — что Бог ни делает, все к лучшему.

Все это подружка рассказала, когда мы сидели за столом в большой светлой кухне, где Дашка только что закончила ремонт.

— А жильцы у тебя сейчас есть? — поинтересовалась я, оглядывая помещение и вспоминая, как за этим же столом мы встречали как раз тот самый Новый год, в котором мой муж счел, что я никудышная жена и вернулся из квартиры моей бабушки в родительские пенаты, а ее — обрел пресловутый новый смысл жизни и укатил бог весть куда.

— Есть один, — зевнув, протянула Дашка, — Аркадий. Он немного со странностями, но мне это не мешает. Главное, платит вовремя и с глупостями не лезет. Он уединение любит, ему нравится у меня. А что, тут тихо, спокойно. У каждого своя половина. Сюда он редко поднимается, только в определенный час, что бы выпить козьего молока — ему для легких полезно.

— А какие странности у него? — спросила я, просто чтобы поддержать разговор. Дашка вдруг понизила голос почти до шепота и приблизила ко мне лицо:

— Мне кажется, он немножко ясновидящий.

— Как это? — удивилась я.

— Понимаешь, — зашептала подружка, — он математик, и дни и ночи напролет решает какие-то замысловатые формулы. Но ровно в час дня он отрывается от науки, выползает из своей норы и пьет козье молоко. Ему доктор прописал.

— Ну, и?..

— И вот в ту минуту, когда он его пьет — буквально секунды, мгновения — его иногда посещают озарения. Понимаешь?

— Нет пока, — призналась я.

— Главное, в остальное время он совершенно нормальный — если, конечно, не считать того, что помешан на математике. Он может и посмеяться, и поговорить о чем-нибудь — о политике там, или просто о жизни. Но в тот момент, когда пьет молоко…

Я внезапно пожалела, что приехала к Дашке. Я-то думала, что мы, как встарь, поговорим по душам, перемоем кости исчезнувшим мужьям, посплетничаем, возможно, я узнаю какие-нибудь новости о бывших однокурсниках, а тут… Дашка живет уже совсем иной жизнью, она и сама стала другой. Мне даже показалось странным, что когда-то мы были самыми близкими подругами. И сейчас эта бесполезная болтовня начала меня утомлять.

Дашка меж тем продолжала:

— По правде говоря, он живет у меня почти три года, а озарения эти случались всего пару раз — и как раз, когда он пил молоко. Пришла ко мне как-то Зинка Смородинова, соседка. А тут Аркаша выходит пить молоко. Поднес стакан к губам, и вдруг начал ни с того ни с сего бормотать что-то бессвязное. Я глазами хлопаю, а Зинка вдруг побледнела вся и уставилась на него, как будто черта увидела. Что уж она в этой бессмыслице поняла — не знаю, но ее прямо перекосило всю. Сидит белая как полотно, а до этого хохотала, я унять ее не могла. А он тут закончил пить молоко, опустил стакан на стол и разом перестал бормотать. Зинка — к нему: мол, что ты имел в виду, когда то и то говорил? А он не поймет никак, что ей нужно, твердит — да ничего я не говорил, пил молоко и все!

Дашка шумно выдохнула.

— Так и не добилась она ничего от Аркашки. А мне потом объясняет — думала она об одной проблеме, и эти его слова прямо в точку попали. Да только быстро выпил он этот стакан, не успел ей чего-то главного сообщить. Ходила она после этого к нему регулярно на его молочные пития, да бестолку. Так он больше ничего ей и не поведал. Выпьет молоко, и все.

«Совсем у подруги крыша поехала, — с тоской подумала я, выслушав сбивчивый рассказ, — еще бы, если общается с такими, как этот бормочущий Аркаша и эта чокнутая Зинка, которая регулярно ходила слушать, что он скажет в момент питья козьего молока…».

Дашка, однако, не заметила моей реакции на свое повествование. Помолчав, она медленно добавила: