Барабанщица

Помнишь, как из окна вагона ты показал мне однажды пустую поляну в жёлтых одуванчиках, стог сена, шалаш, бугор, берёзу? А на этой берёзе, сказал ты, - сидела тогда птица ворон и каркала отрывисто: карр... карр! И много русских полегло на той поляне в очень, очень далекую гражданскую войну. (Тебе это место показывал твой дед.) И мой пра-прадед лежал там, в этой серой полыни, где бродит сейчас пятнистый бычок-телёнок и мычит: муу-муу! Должно быть, заблудился, толстенький дурачок, и теперь боится, что выйдут из лесу и сожрут его волки.

До свидания! - засыпала она. - Идут по чеченским горам отряды десантников, и у каждого своя дорога, свой позор и своя слава. Вот мы и разошлись. Топот смолк, и в поле теперь пусто".

Так в полудрёме мысленно расставалась Катя с отцом. Ей было горько сейчас. Очень много значил для Кати этот человек: ведь был он ей даже и не просто отцом, но больше, чем отцом - старшим другом; часто давал правильный совет и рассказывал ей случаи из своей солдатской жизни - случаи, из которых Катя многому училась и многое начинала понимать впервые.

Утром она проснулась и пошла в школу. И теперь, когда её спрашивали, что случилось с отцом, Катя отвечала, что сидит в тюрьме. Отвечала сухо, прямо, уже без слез.

Отец работал сначала где-то в лагере возле Ростова. Писал часто Валентине письма и, видно, крепко по ней скучал. Потом он, вдруг, надолго замолк. И только чуть ли ни через три месяца прислал - но не ей уже, а Кате - открытку, открытку из Магадана. Там он писал, что его отправили на лесоповал. И там их бригада валит тяжёлые, многометровые лесные деревья.

Два года пронеслись быстро и бестолково. Весной, на третий год, Валентина вышла замуж за высокого крепкого парня неопределённых занятий по фамилии Лобачёв. А так как квартиры у него не было, то вместе со своими двумя большими чемоданами он переехал к супруге.

В июне Валентина оставила Кате на месяц немного денег и укатила с мужем в Москву.

Вернувшись с вокзала, Катя долго слонялась из угла в угол. И когда от ветра хлопнула оконная форточка, и стало слышно, как на кухне кот Тимофей осторожно лакает оставленное среди неприбранной посуды молоко, Катя, вдруг, поняла, что теперь в квартире она осталась совсем одна.

Она стояла, задумавшись, когда через окно её окликнул сосед, дядя Николай. Тот сказал, что всего час тому назад заходила девушка - Катина одноклассница Таня Барышева. Она очень досадовала, что Валентина так поспешно уехала, и сказала, что завтра зайдёт снова.

Ночью Катя спала плохо. Ей снились телеграфные столбы, галки, вороны. Всё это шумело, галдело, кричало. Наконец ударил барабан, и вся эта прорва с воем и свистом взметнулась к небу и улетела. Стало тихо. Катя проснулась.

Наступило солнечное утро. То самое, с которого жизнь её круто

повернула в сторону. И увела бы, наверное, неизвестно куда, если бы... если бы отец не показывал ей тогда эти жёлтые поляны в одуванчиках и если бы он не рассказывал ей те самые военные истории из своей жизни...

Первым делом Катя поставила чайник, потом позвонила Наташке Карякиной, которой уже месяц должна была 20 рублей (та расплатилась за неё в кафе). И Катя знала, что Наташка очень обижается на неё за эту двадцатку. Наташка была на два года старше Кати, у неё был любовник - толстый армянин, который привозил её домой на "Тойоте". Наташка бросила школу, и всем говорила, что станет актрисой.

Она вошла вразвалочку, быстро оглядывая стены. Просунув голову на кухню, чего-то понюхала, подошла к столу, сбросила со стула кота и села.

- Уехала Валентина? - спросила Наташка. - Ага! Понятно: она тебе бабки оставила, и ты хочешь со мной расплатиться. Честность я люблю. За тобой двадцать рублей за пиццу - и тринадцать рублей за кока-колу, итого двадцать три, для ровного счета - четвертак.

- Наташа, - Катя отошла назад и уверенно покачала головой, - никакой кока-колы я не пила. Это вы пили, а я только пиццу ела.

- Ну вот! - поморщилась Наташка. - Я купила на всех кока-колу. Очень хорошо помню. Да ты, наверное, может, увлеклась - на мальчиков там засмотрелась, - не заметила, как она проскочила?

Катя вспыхнула.

- Никуда у меня ничего не проскакивало. Но я тебе отдам эти тринадцать рублей, хорошо...

- Конечно, отдай! - похвалила Наташка. - Вы пили, а я за вас страдать должна?! Ты помнишь, как я кока-колу заказывала?

- Помню.

- А как её принесли, помнишь?

- И это помню.

- Ну, вот видишь! Сама всё помнишь, а говоришь: не пила. Нехорошо, подруга! Бабок тебе Валентина до фига оставила? Или пожадничала?

- Зачем "пожадничала"! Полтораста баксов оставила, - ответила Катя и, тотчас же спохватившись, объяснила: - Это на целых два месяца оставила. Ты думала - на неделю? А тут ещё за газ платить, за электричество.

- Ну и дура же ты! - добродушно сказала Наташка. - Такие бабки - и чтобы чисто проесть!

Она удивленно посмотрела на Катю и рассмеялась.

- А сколько надо? - недоверчиво, но с любопытством спросила та, потому что и Катю уже занимала мысль: "Нельзя ли из оставленных денег чего-нибудь выгадать?"