Барабашка – это я

– А чего ж так? – спросил мужик, который курил в тамбуре. – Бил тебя, что ли?

– Да нет! – оскорбился Сенька. – Он меня пальцем ни разу не тронул! – И тут же понял, что уже путается. Бежит от отчима и за него же вступается. – Кто б меня тронул, попробовал. Весь век бы потом жалел! – добавил он.

– А чего ж тогда?

– У них ребятенок будет, – подумав, сказал Сенька. – А комната одна. Малосемейка, знаете?

– Знаем… – вздохнул старший мужик. – А в Москве что же?

– В Москве – дядька, – сказал Сенька и соврал второй раз.

– Нужен ты ему!

– Не, он сам звал. Приезжай, говорит. Он один живет. Тетка умерла. Детей нет. Собака только, такса. Длинная такая, и уши висят. Зовут Бобиком, – вдохновенно фантазировал Сенька, надеясь избежать дальнейших расспросов.

– Ладно, коли так, – согласился один из мужиков. – А только мать-то с ума сойдет…

– Не, не сойдет. – Сенька махнул рукой. – Она привычная. А я, как доеду, телеграмму дам. Чтобы не беспокоилась.

Мужики разом вздохнули и посмотрели друг на друга.

– Ладно, чего уж, – сказал старший. – Полезай к чемоданам. Приютим тебя. Как звать-то?

– Сенькой.

– Знакомы будем. Я – Федор Степаныч. Это – Максим, а это – два Алеши. Строители мы. В Москву – в командировку.

– Очень приятно! – сказал Сенька и поклонился.

Мужики улыбнулись.

– Есть хочешь? – спросил один из Алеш. – А то садись к столу…

– Не, я лучше туда. – Сенька кивнул наверх. – Мне там спокойнее.

– Ну как хочешь. Давай подсажу.

Федор Степаныч привстал, подставил под Сенькину коленку широкую ладонь, легко забросил мальчика наверх.

Сенька свернулся клубком, вспомнил, будто услышал, наставления Коляна: «Ежели тебе кто добро сделал, так не журись и свиньей не кажись – благодари как следует». Развернулся, свесил вниз лохматую голову:

– Спасибо вам, мужики. Век не забуду.

– Ладно, – засмеялся Максим. – Дрыхни покамест. До Москвы далеко.

Словно забыв про Сеньку, мужики возобновили прерванный его появлением разговор. Говорили про политику, потом ругали какого-то Аркашку, потом достали из черного «дипломата» отпечатанные на машинке бумажки и долго складывали в столбик какие-то цифры.

Сенька положил под голову мешок и задремал. Резиновый носок кеда тер ухо, и по-настоящему заснуть не удавалось. Кеды были точно такие же, как на Сеньке, только на размер больше. «Кто его знает, как в Москве с обувкой?» – подумал Сенька и похвалил себя за предусмотрительность.

– А еще, говорят, один мужик в космос на этой «тарелке» летал. А потом его назад вернули. У него теперь сердце с правой стороны, – рассказывал внизу Максим.

– Это почему же? – удивился Федор Степанович.

– Ну, не знаю, – смутился Максим. – Поменялось там чего-то.

– А я еще читал, – вмешался светловолосый Алеша, – что все эти духи, домовые и прочие – так это тоже из космоса. В контакт вступают.

Сенькину дрему как рукой сняло. Прислушался, насторожился.

– Тоже мне – контакт! – презрительно усмехнулся темноволосый Алеша. – Вон в нашей многотиражке, помните, писали? Ботинки там сами ходят, горшки падают, обои рвутся. Что они там в космосе – слабоумные, что ли?

Алеше никто не ответил.

Сенька свесил вниз голову, потом высунулся чуть не по пояс, спросил безразлично:

– А вот вы не знаете, говорят, в Москве институт есть. По всем этим летающим «тарелкам»…

– Может, и есть, – усмехнулся Федор Степанович. – Каких только в Москве институтов нет! Небось и по «тарелкам» найдется. А тебе на что?

– Да так просто – интересно, – тут же отступил Сенька, но потом снова спросил: – А как найти его – не знаете?

– Да нет, откуда нам! – заулыбались все вместе. – Мы ж работяги, с барабашками не знаемся, на «тарелках» не летаем. Наше дело – строить!

– Ну тогда извиняйте, – разочарованно вздохнул Сенька и заполз обратно…

– Слышь, косой, вставай, подъезжаем! – Федор Степанович потряс Сенькину коленку.

Сенька мигом сложился, выставил вперед кулаки.

– А? Чего?!

– Подъезжаем, говорю. Москва – столица. Вон, гляди, за окошком. – Федор Степанович ткнул в окно толстым пальцем. – Эвакуируемся таким порядком. Собираемся здесь. Потом быстренько по коридору. Максим вперед. Ты, косой, промеж Лехами, незаметненько. Я – крайний. В случае чего – рви вперед. Мы отбрехаемся.

За окном мелькали краснокирпичные привокзальные бараки.

– Слышь, Сенька – Светловолосый Алеша что-то быстро писал на клочке бумаги. – Я, слышь, сам-то московский. Мать у меня здесь и брат. Недели две в столице пробудем. Вот адрес… Мало ли чего… Заходи тогда. С билетом обратно поможем и вообще… А так – удачи тебе, конечно.

– Спасибо.

Сенька спрятал клочок поглубже в карман, сгреб с изголовья котомку, спустил ноги. Поезд неспешно тормозил. Мимо проплывала широкая платформа и встречающие, похожие на сдающихся врагов: поднятые руки и изготовленные, ни к кому еще не обращенные улыбки.

– Ну, взялись, мужики! – скомандовал Федор Степанович. – Пошел, косой!

* * *

К вечеру ноги у Сеньки гудели, а в голове «шумел камыш». И все без толку.

– Никто ничего не знает в этой Москве! – зло бормотал Сенька.

Даже тетка из справочного киоска и та вытаращилась на него, как баран на новые ворота.