Барабашка – это я

Воронцов привел его в другую комнату, поменьше первой, в которой не было абсолютно ничего, кроме бледно-желтых стен и нескольких гимнастических матов на полу. Воронцов прислонился к стене, а Сенька остался стоять посреди комнаты, так как знал, что в любой другой позе заснет мгновенно.

– Ну, и что ты еще можешь? – с деланной небрежностью спросил Воронцов.

– Я ничего не могу, – честно ответил Сенька. – Оно само выходит.

– Та-ак. А когда же оно выходит?

– Когда? – Сенька задумался. – Когда злюсь, наверное… Или когда не верят… Но это тоже злюсь…

– А управлять не пробовал этим?

– Не, боюсь…

– Та-ак. – Воронцов сгорбился и так же неожиданно, как и в прошлый раз, сполз по стене, присел на корточки.

Сенька даже вздрогнул.

– Ну, а чего же ты хочешь?

– Вылечиться! – решительно сказал мальчик. – Или хотя бы знать, когда оно…

– Хорошо. С первым – не обещаю, а со вторым – может, и поможем… Дома знают, где ты?

– Знают, – уверенно соврал Сенька.

– Ладно, – вздохнул Воронцов. – Поживешь пока у нас в клинике, обследуем тебя. Там поглядим. Согласен?

– Согласен, – кивнул Сенька и, подумав, добавил: – Только у меня денег нет.

– Не надо тебе денег, – успокоил его Воронцов. – Это как в больнице: бесплатно… Меня звать Андрей Андреевич, можно сокращать до одного Андрея, а тебя как?

– Меня – Сенька.

– Хорошо, будем знакомы… А теперь посмотри вот в тот угол и попробуй с ним что-нибудь сделать… Ну… поджечь, передвинуть мат, еще что…

С минуту Сенька честно таращился в стену около окна, переводил глаза с пола на потолок, напрягался так, что аж за ушами трещало. Ничего не происходило. Потом виновато взглянул на Андрея:

– Вот видите, не выходит ничего…

– Не страшно, – снова вздохнул Воронцов. – Выйдет. Потом. А сейчас пошли отдыхать…

– Ага, – обрадовался Сенька. – Пошли.

Идя за Андреем по длинному коридору с номерными глухими дверьми по обеим сторонам, Сенька чувствовал себя почти счастливым. Тяжесть, которая давила ему на плечи все последние месяцы, исчезла или, по крайней мере, полегчала настолько, что он ее почти не чувствовал. Сенька не был глуп и понимал, что ничего никуда не девается и свою ношу он просто переложил на Воронцова, но это его сейчас мало волновало. «Они люди ученые, – думал он. – Вот пускай и разбираются».

* * *

Клиника была похожа на школу летом. Пустой гулкий коридор. Серые пятна обвалившейся штукатурки, пустые классы-палаты.

Поначалу Сеньке показалось, что, кроме него и Андрея, здесь вообще никого нет. Потом увидел за застекленными дверьми палат несколько лиц. Показались и исчезли – не то тени, не то призраки. В коридор не вышел никто.

В маленьком уютном кабинете повсюду висели плетенки макраме и горшки с курчавой зеленью. Пахло тепло и вкусно, как в оранжерее.

– Вот, Зина, – сказал Андрей, обнимая Сеньку за плечи и демонстрируя его маленькой остроносой женщине. – Еще кадра тебе привел. Звать Сенькой. Сам на меня вышел. Покажи ему апартаменты, а потом поговорим…

– Пойдем, Сеня, – ласково сказала женщина, поднялась из-за стола, но почти не выросла. На стуле, где она сидела, лежала большая кожаная подушка.

«Лилипутка, наверное, – неуверенно подумал Сенька. – А может, просто маленькая…»

Зина отворила перед Сенькой застекленную, выкрашенную белой краской дверь.

– Заходи. Это будет твоя комната.

– Ну да?! – Сенька не удержался от удивленного восклицания. Никогда в жизни у него не было не только своей комнаты, но даже своего угла.

– Да, – улыбнулась Зина, и Сенька взглянул на нее с благодарностью.

Дядя Миша, Воронцов, Зина – столько хороших людей зараз. И все они обязательно помогут ему. Теплые чувства переполняли Сеньку. Он хотел что-то сказать, но не находил слов.

– Осмотрись пока, – пришла ему на помощь Зина. – В девятнадцать тридцать – ужин, поешь и ложись спать. Утро вечера мудренее…

– Спасибо вам, что приветили. За кров, за ласку… – нашелся наконец Сенька, а Зина смутилась и покраснела. Ростом она была не выше Сеньки, да еще туфельки на каблучках.

* * *

Для начала Сенька открыл дверцы тумбочки и узкого стенного шкафчика. В тумбочке стоял граненый стакан на белой толстой тарелке, а в шкафчике висели три вешалки. На одну из вешалок Сенька сразу же повесил куртку, потом подумал и на другой распялил рубашку, оставшись в одной майке. Мешок положил было в тумбочку, но скоро перерешил: вынул, кеды и аккуратно поставил их под кровать. Опустевший мешок сложил вчетверо и убрал назад. Разместившись таким образом, выглянул в окно.

Там ничего интересного не оказалось – прямо напротив безглазо белели зашторенные окна другого крыла, а далеко внизу на сером, мокром от недавнего дождя асфальте суетились растрепанные голуби.

Сенька отошел от подоконника и с размаху бросился на пружинную кровать, накрытую полосатым матрацем. Кровать громко и приятно заскрипела. Сенька покачался немного, прислушиваясь к ласкающему ухо скрипу, переползая с места на место, выяснил все его оттенки, а потом, поднявшись, аккуратно застелил койку жестким, вкусно пахнущим бельем.

Чинно присел на табуретку, посидел немного, сложив руки на коленях.